Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек

Из Минвод он сразу повез ее на кисловодскую дачу, дав предварительно телеграмму домоправителю, как все должно быть устроено. И кого следует пригласить по установленной форме на ужин. По его схеме, подругу следовало в очередной раз слегка ошеломить и одновременно плавно ввести в круг провинциального бомонда.

Все получилось более чем удачно.

Кто никогда не был на Кавказских водах в самом начале сентября, тем не объяснишь в коротком абзаце всей прелести этих мест (Лермонтов писал, Паустовский, Андронников тоже, нам-то куда?).

Однако во втором часу ночи, проводив гостей, кроме тех, кто предпочел заночевать здесь же в рассуждении ранней опохмелки, они вышли на веранду, повисшую над уходящим чуть ли не в бездны Тартара обрывом, с которой открывалась великолепная панорама ночных огней не только Кисловодска, но и близлежащих городов и аулов.

Эвелин прижалась к плечу Лихарева и, словно в первый вечер, будто не было всего предыдущего, спросила тающим голосом: «Милый, неужели все это — правда? И вы действительно так именно всегда и живете?»

Валентин понял не сразу. Подумал, что речь идет о доме и пейзаже.

— Что, у вас в Альпах или как их там, Греноблях, хуже, что ли? Мне понравилось.

— Да не о том я, не о том, совсем не о том! Жизнь ты мне показал совсем другую. Я и не догадывалась, что так бывает. Совсем другие люди, совсем другие отношения… Вы как будто и не задумываетесь о прозе. Нет, я понимаю, у каждого из твоих друзей наверняка есть какие-то служебные, личные, деловые заботы, но сегодня… Пели песни, говорили о политике, о чем-то, мне пока не совсем понятном, смеялись, рассказывали эти ваши «анекдоты», но все это было так, будто… будто вы умеете выключаться из повседневности, будто все вы ВЫШЕ окружающего… Оно — само по себе, а вы — выше! Валентайн, я тебя люблю! Можно?

Она потянулась к нему губами совсем по-другому, чем раньше.

Что ж, слово было сказано. Они там, на Западе, как помнил Лихарев, к подобным словам относятся, может быть, серьезнее даже, чем в России.

— Ну да, — ответил он. — Один наш поэт, помнится, написал: «Не будем прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас!» Тебе, как философу, здесь найдется порядочно интересного материала. Чудная книга может получиться: «Француженка среди церквей и белых медведей». Популярно, увлекательно и крайне научно. Дискурс там всякий, и вообще… — Осадил он слегка ее порыв. И слава богу. На дальнейшее она отреагировала вполне ожидаемо.

…Отдохнув с дороги, разобрав накопившуюся почту, посетив остальные свои имения и выслушав отчеты домоправителей и адвокатов, Валентин по привычке спустился в лабораторию и включил аппаратуру. Так, на всякий случай, мало ли что в мире изменилось за время его каникул?

И почти тут же засек интересный сигнал, удивительно четкий и мощный на фоне космической тишины на всех остальных диапазонах.

Несколько дней систематических наблюдений показали, что неведомо откуда взявшийся хроногенератор (да нет, хроногенератором его можно было назвать с большой натяжкой, как и станцию беспроволочного телеграфа Попова — Маркони — настоящей всеволновой рацией) работает совсем недалеко, в радиусе полусотни километров или около этого. И включается преимущественно вечером, между двадцатью и двадцатью тремя часами.

Понятно, что занимается им очередной любитель, забавляющийся своим творением после ужина и вплоть до отхода ко сну. Конструкция пока что до чрезвычайности сырая, изобретатель движется ощупью. Сумел каким-то образом (гениальным озарением или по чьей-то подсказке) выйти на параметры несущих хроноквантовых частот, в самом первом приближении вычислил напряжение и силу тока, который следует подавать на первичную решетку, а дальше гоняет реостаты, что называется, на бога, потому что приборов измерительных у него наверняка нет и быть не может. Ловит какой-то наглядный феномен, чтобы дальше плясать уже от его характеристик.

Очень похожа такая методика на стрельбу из пушки без прицела, буссоли и дальномера. Наблюдаешь точку разрыва и на глазок подкручиваешь маховики горизонтальной и вертикальной наводки. «Пол-лаптя влево! Огонь! А теперь повыше, повыше трошечки. Огонь! Эх, перелет! Надо б на палец ниже…» И так далее, по той же методике.

Опасные забавы, почти то же самое, как ковыряться в найденной на морском берегу неконтактной мине заграждения в надежде добытую взрывчатку использовать на рыбалке, а корпус и хитрые приборчики приспособить в хозяйстве. Может, и получится, конечно, но, скорее всего, долбанет так, что на версту вокруг никому мало не покажется.

Надо срочно искать гения-самородка. А там, в зависимости от обстановки, или взять его деятельность под контроль, или пресечь раз и навсегда.

Проще бы, конечно, пресечь, не задумываясь, но кое-какие характеристики, записанные станцией Лихарева, давали основание думать, что незнакомцу удалось, пусть и «методом тыка», опередить уровень аггрианской теории. В практике он, естественно, отстает, но это дело наживное, учитывая, что работает совсем недавно и, скорее всего, в одиночку.