Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек

Вот и неотложное занятие у бывшего военинженера и сотрудника Особого сектора появилось. По обеим специальностям сразу.

Валентин выстроил своеобразный многофункциональный график, позволяющий с достаточной долей вероятности определять, на каком этапе своего поиска находится изобретатель и когда доберется до результатов, представляющих реальный интерес и такую же опасность.

Надо отметить, что шел тот вполне оригинальным путем, находя совсем другие, неожиданные подходы и решения, отличающиеся от тех, которые использовал Лихарев. Это, в общем-то, понятно, и математика и физика в этом мире развивались несколько иначе, «железо» другое, ну и мозги Валентина и незнакомца исходно устроены по-разному.

Как если бы один конструктор посвятил себя созданию дирижабля с поршневым двигателем, а другой, вообще ничего не зная о трудах первого, с нуля начал бы строить реактивный самолет. Хотя цель у них одна и та же — власть над воздушной стихией.

Искал же Лихарев «соперника» вполне традиционными методами. Примерно так, как Шульгина с его матрицей, ну, еще и чисто оперативными методами тоже. Благо спешить было совершенно некуда. Начальство не подгоняло, и угроза, если была, представлялась слишком отдаленной.

Эвелине, которая, само собой, заинтересовалась, чем он часами занимается в своем подвале, оставляя ее в одиночестве, объяснил, что для собственного удовольствия изобретает новую систему связи, основанную не на радиоволнах, а на совершенно ином принципе. И что хранить его исследования следует в строжайшей тайне, потому что в случае успеха он не только заработает совершенно немыслимые деньги, на которые не новую виллу приобрести, а собственный остров с океанской яхтой, а сможет реально претендовать на Нобелевскую премию.

Валентину показалось, что подруга посмотрела на него с сожалением. Казался, мол, вполне приличным человеком, а оказывается, у него тоже тараканы в голове. Но вслух она ничего не сказала. Да и права такого у нее не было — мужчина сам знает, что ему делать, на рыбалку с друзьями ездить, рамочки для фотографий из фанеры выпиливать или вечный двигатель изобретать. Благо все остальное время он уделял ей. И позволял распоряжаться гигантскими, по сравнению с ее скудным парижским житьем-бытьем, денежными средствами. А чтобы она не скучала во время его научных упражнений, Лихарев нашел ей учительницу русского языка, старушку с ученой степенью, сорок лет отработавшую в пятигорском инязе, постигшую глубины не только почти всех славянских, но и романо-германских филологии.

По прошествии двух с лишним месяцев Валентин знал о профессоре Маштакове все. Обнаружил его убежище и собрал необходимые биографические материалы. Оставалось понять: а что же со всем этим делать дальше?

Познакомиться, предварительно придумав подходящую легенду, или же предоставить самоучку его судьбе, обеспечив надежную систему «защиты от дурака»? Пусть себе тешится, раз более подходящего приложения врожденным способностям не нашел. Лично для себя пользы от встречи с профессором Лихарев не видел. Объединив усилия, создать многократно более мощный и совершенный генератор? А зачем? Странствовать по развилкам, открывать новые реальности? И что дальше? Его и эта вполне устраивала, уровнем жизни, стабильностью, максимальной приближенностью к идеалу, если таковой вообще достижим.

Возвратиться обратно в тридцать восьмой? Извините. Искать в дебрях параллелей ту, на которой аггрианская цивилизация еще в полной силе и не погрязла в бессмысленных противостояниях с соседями, ближними и дальними? Для него там нет ничего не только близкого, но даже минимально привлекательного.

Одним словом, от добра добра не ищут. Нет, а познакомиться все равно можно. Просто поближе узнать человека, весьма одаренного, да и в личном плане, возможно, неординарного.

Но чем больше педантичный Лихарев сужал вокруг Маштакова свои крути, никуда не торопясь и не форсируя «случайного знакомства», тем интереснее ему становилось.

Совершенно как у небезызвестного А. И. Корейко (да и очень многих других людей тоже) жизнь «объекта» делилась на малосовместимые половины. Примерно до восемнадцати часов ежедневно, кроме воскресений, Виктор Вениаминович вел себя, как образцовый интеллигент в профессорском звании. Увлекательно читал лекции, вел семинары, занимался кое-какой научной работой (чтобы хоть две публикации в год появлялись), по слухам, трудился над монографией.

Дальше (но это нужно было кропотливо и со знанием дела за ним наблюдать) начиналась «личная жизнь». Что он увлекался женским полом — это слабость понятная, кто «перед Богом не грешен, перед царем не виноват»?

Тем более что за пределы нормы (разве что в количестве пассий) он не выходил. Ни одного из распространенных пороков за ним не числилось, даже собственных студенток соблазнял только по достижении ими совершеннолетия.