— Нет, товарищи, — покачал Герман головой, — в образ вы должны войти сразу, как переоблачитесь в данную форму.
— А товарищ Хучрай скоро подойдет? — поинтересовался Растиньяк, расстегивая свою рубашку.
— К нему мы сами поедем, — усмехнулся Герман.
19
Когда студенты переоделись, Герман провел с ними подробнейший инструктаж. Он предусмотрел, кажется, все возможные реакции Хучрая и не успокоился, пока у приятелей не стали от зубов отскакивать чеканные формулировки.
— И помните, — продолжал увещевать Герман по дороге к мосфильмовскому гаражу, — Хучрай у нас сам — изрядный актер. Вы сейчас в этом убедитесь. Он на полном серьезе будет изображать перед вами жертву.
— Вы хотите сказать, что он будет изображать безвинно арестованного человека? — уточнил Растиньяк.
— Да, разумеется, — подтвердил Герман.
— А зачем тогда такой тон? — недовольно спросил Нусинген. — Товарищ Хучрай будет ведь играть пострадавшего от культа личности, а вы так о нем говорите…
— Просто я в восторге от изумительной игры нашего дорогого Хучрая! — воскликнул Герман. — Он так это всегда изображает, что и впрямь можно поверить в его импровизации… Но мы-то с вами знаем, — Графов подмигнул студентам, — что это не по-настоящему. Не путайте, стало быть, жизнь со сценой, это вам тоже хороший урок, — нравоучительно закончил он.
— Однако исполнять мы должны так, словно находимся не на сцене, а в жизни, — вставил Растиньяк.
— Это само собой, — сказал Герман. — Заодно поучитесь у Хучрая… Ох, я воображаю, какое он вам представление устроит! — Графов даже зажмурился от блаженства. — Вот увидите, он будет рыдать, умолять, вырываться, твердить: «Этого не может быть, этого не может быть…» Но вы ему не поддавайтесь. Помните, его цель — заставить вас расколоться. И если он не сумеет этого сделать, то автоматически зачислит вас в актерский состав картины.
— Очень разумный метод, — одобрил Нусинген.
— Еще бы, — подхватил Герман, — лучше не придумаешь… Сколько уже артистов товарищ Хучрай таким макаром открыл… Стриженова, Урбанского, Извицкую, Прохоренко…
— А в этом новом его фильме кто будет играть? — зачарованно спросил Растиньяк.
Герман показал большой палец:
— Ансамбль будет что надо — закачаетесь! Ну вот мы и пришли.
Он остановился подле черного автомобиля «ГАЗ М-1».
— Черный воронок, — хмыкнул Нусинген.
— Тот самый? — опять прошептал Растиньяк.
— Да, именно на нем тогда ездили, — закивал Герман. — Именно с помощью этого конкретного экземпляра…
— Вы это серьезно? — удивился Растиньяк.
— Да шучу я, ребята, шучу, — засмеялся Герман. Он посмотрел на часы и посерьезнел: — Однако мы уже запаздываем… По коням, други!
Герман прыгнул за руль, а в следующую секунду уже вынимал из карманов очки, накладные усы и бороду. Все это он разложил вдоль лобового стекла, после чего стал наклеивать, вертя головой перед зеркалом заднего вида.
— А зачем это вам? — не понял Нусинген.
— Для конспирации, товарищ фельдмаршал, — ухмыльнулся Герман.
— Не понял, — опешил тот.
— Эх, — Герман обернулся к студентам и окинул их скептическим взглядом. — Классику, значит, нынешние студиозусы не чтят — Ильф и Петров им до лампочки…
— Разве это классика? — удивился Растиньяк.
— Советская классика, — уточнил Герман. — Следовательно, наипрогрессивнейшая в мире.
20
Ровно в полночь черный воронок притормозил у дома Хучрая.
Растиньяк и Нусинген, переодетые в чекистскую форму, вышли из машины и уверенно направились к квартире Хучрая.
Герман в накладных усах, бороде, очках и надвинутой на лоб кепке остался за рулем. Он уже не сомневался в своих сегодняшних учениках.
Студенты молча подошли к двери Хучрая и стали в точности выполнять германовские инструкции.
Нусинген три раза глухо ударил в дверь.
Через полминуты за дверью послышался заспанный голос:
— Кто там?..
— Телеграмма, — отвечал Растиньяк, как велел ему Герман.
Хучрай отворил дверь и в следующую же секунду в недоумении отшатнулся.
— Гражданин Хучрай? — строго спросил у него Нусинген.
— Д-да, — пробормотал тот.
— Мы за вами, — сказал Растиньяк.
— Собирайтесь, — добавил Нусинген и первым шагнул в квартиру.
Студенты стали ходить по квартире и всюду зажигать верхний свет.
— Обыск будет позже, — громогласно излагал Нусинген вызубренный германовский урок. — Сейчас только сделаем предварительный осмотр, а вы, господин хороший, поедете с нами…
— Позвольте, — залепетал Хучрай, — но… за что же это меня?
— Следователь знает за что, — презрительно усмехнулся Растиньяк.
— Скажите, — потребовал Хучрай, — я имею право знать.
— Пятьдесят восьмая статья, — словно сжалившись над беднягой, сообщил ему Нусинген. — Слышали, небось, о такой?
— Слыхал, — упавшим голосом сказал Хучрай. — Но я не думал, что она еще… в силе.
— Вот и напрасно, — усмехнулся Растиньяк. — Думать, гражданин, оно никогда не повредит.
— Если только гражданин — сам не вредитель, — добавил Нусинген, и оба визитера разразились злорадным смехом.
— Пятьдесят восьмая статья — это, если я не ошибаюсь, измена Родине, — чуть более твердо произнес Хучрай. — А в чем же, по-вашему, я… где я мог изменить Родине? Где и как? И почему?