Хлопушка с прицелом

— Сами прекрасно знаете, — брезгливо ответил на это Растиньяк.

— Вы совершили контрреволюционное действие, — сухо пояснил режиссеру Нусинген.

— Это… какое же? — во все глаза уставился на него Хучрай.

— А вот ваше паршивое кинишко, — хмыкнул Растиньяк. — Оно-то и есть форменная контра.

— О каком кинишке вы изволите говорить? — сглотнул Хучрай.

— Ну хватит дурочку-то валять! — прикрикнул на него Нусинген. — «Грязное небо» это ваше или как его там?.. Тоже мне — сначала разводит контрреволюцию, а потом как ни в чем не бывало невинной овечкой прикидывается…

— Какой овечкой? — рассердился Хучрай. — Что это вообще за тон?

— Молчал бы лучше, — усмехнулся Растиньяк. — А то сейчас такой тон возьмем, сам не обрадуешься.

От того, что один из визитеров без предупреждения перешел с ним на «ты», Хучрай почему-то растерялся и замолк.

— Так вы одеваетесь? — поторопил его Нусинген.

— Да-да, — пробормотал Хучрай.

Режиссер раскрыл шкаф с одеждой и вынул оттуда первые попавшиеся брюки. Он стал было задумчиво стягивать с себя домашние штаны, но вдруг осекся и обернулся к визитерам:

— Извините, мне… надо переодеться.

— И что теперь — отворачиваться нам прикажешь? — гаркнул Растиньяк.

Хучрай ничего не ответил, отвернулся сам и со злостью стал высвобождаться из штанов.

21

Уже на улице у Хучрая при виде черного воронка подкосились ноги. Нусингену и Растиньяку даже пришлось поддержать его, чтобы благополучно довести до машины.

Режиссера усадили на заднее сиденье. Справа от него сел Растиньяк, слева — Нусинген.

Хучрай недоуменно уставился на бородатого водителя.

— Поехали, Семеныч, — хлопнул бородача по плечу Нусинген.

Воронок тронулся.

— Значит, мы на Лубянку? — сдавленно спросил Хучрай.

— На нее, родимую, — хмыкнул Растиньяк.

— И все-таки я… не понимаю, — вновь начал канючить Хучрай. — Вы говорите: мой фильм… мой фильм — преступление… Господи, даже подумать об этом нелепо, — невесело усмехнулся он. — Как же он может быть преступлением… он уже вышел, его много кто посмотрел… Его, в конце концов, разрешили к показу! Он прошел все инстанции!

— Вот вы нам и скажете, — произнес Нусинген, — кто именно отвечал за выпуск данной контры. Назовете все фамилии.

— Никого я не буду называть, — угрюмо парировал Хучрай.

— Будешь, — со смешком сказал Растиньяк. — И не таких раскалывали.

— Да мы и так это выясним, — махнул рукой Нусинген. — И все ответственные за эту контру лица понесут наказание, уж не сомневайтесь, гражданин режиссер.

— Могу я узнать, от кого вы получили этот приказ? — спросил Хучрай, держась за кадык. — Кто именно велел вам задержать меня?..

— Ишь какой нетерпеливый, — хмыкнул Растиньяк. — Прибудем сейчас — сам все узнаешь.

— И я смогу поговорить с ним? — спросил Хучрай. — То есть с вашим начальником.

— Поговоришь, — подтвердил Растиньяк. — Только сам же, сволочь, не обрадуешься этому разговору.

— Вы не имеете права! — взвизгнул Хучрай. — Кто вам дал право так со мной разговаривать?

— С контрой у нас разговор короткий, — лениво пояснил Нусинген. — Вашу участь сегодня же решит «тройка».

— Какая еще «тройка»? — с ужасом посмотрел на него Хучрай.

— Ну, не прикидывайся, — протянул Растиньяк. — Сам же все знаешь. Эвон какие картины ляпаешь. Так что нечего тут перед нами скромничать, осведомленность свою прятать…

— Насколько я знаю, — сквозь зубы проговорил Хучрай, — давно прошли времена «троек» и тому подобного произвола…

— Значит, хреново знаешь, — хмыкнул Растиньяк.

— То, что старые времена могут вернуться, вам, видно, и в голову не приходило? — любезно поинтересовался у Хучрая Нусинген.

— Как они могли вернуться… — прошептал режиссер. — Сталин, что ли, воскрес?

— А вот за такие слова мы к тебе особые меры применим, — угрожающе пообещал Растиньяк.

— Да что все это значит?! — вдруг крикнул Хучрай. — Я… я Хрущеву пожалуюсь! Он с вами живо разберется…

— Сместили твоего Хруща, — небрежно ответил на это Растиньяк.

— И даже в расход уже пустили, — добавил Нусинген.

Хучрай побледнел.

— И… и кто же теперь… там? — Он показал пальцем наверх.

— Товарищ Суслов, — сообщил Нусинген. — И его первым приказом при вступлении в должность было — покарать тех, кто заметнее всех выступал против товарища Сталина… Так что вам, Хучрай, повезло. Вас мы одним из первых забрали. Одним из первых же и расстреляем.

— Этого не может быть… — схватился за голову Хучрай. — Не может быть… Не может…

Его правая рука вдруг поползла к груди. Режиссер побледнел еще больше прежнего и вдруг вскрикнул:

— Ай!

Хучрай слегка дернулся, и тотчас после этого его тело обмякло, а голова свесилась набок.

22

Студенты моментально вышли из образа.

— Товарищ Хучрай! Товарищ Хучрай! — дружно завопили они.

Режиссер не отвечал и не двигался. Приятели тормошили его с обеих сторон — сначала робко, потом все сильнее и сильнее. Это было бесполезно. Голова Хучрая по-прежнему безвольно болталась туда-сюда.

— Остановите машину! — заорал Герману Нусинген.

Герман резко надавил на тормоз и озадаченно обернулся назад:

— Что такое?

— Не видите, что ли? Ему плохо! — Растиньяк чуть не плакал.