Хлыст. Секты, литература и революция

Примерно тогда же, когда наркомвоенмор писал эти строки, сотрудник Наркомзема полагал: хлыстам и прочим сектантам «отводятся все совхозы за исключением тех, которые являются агробазами и нуждаются в особом охранении»[2149], то есть за исключением тех, которые специально предназначены для снабжения вооруженных сил и, таким образом, находятся в ведении Троцкого. Там он собирался размещать свои аграрные армии, воскрешавшие проект военных поселений ровно столетней давности. Но передача земли сектантам, считали в Наркомземе в 1921, является «одной из мер проведения в жизнь объявленных новых принципов экономической политики»[2150]. Рационалистический, гипер-просветительский идеал Троцкого[2151] был полярно противоположен экстатическим практикам сектантства, какими бы близкими коммунизму они ни казались некоторым из попутчиков. К тому же – в этом обычная ирония истории, одна из метонимий, какими она действует, – и земные интересы его ведомства столкнулись с сектантскими прожектами Наркомзема.

Много позже Бонч-Бруевич именно Троцкого обвинял в том, что Ленину пришлось расстаться со своей правой рукой в Совнаркоме. «Я […] должен был покинуть должность управляющего делами Совнаркома благодаря невероятной и подлой интриге, которую повели противники – Tроцкий, Крестинский, Каменев и их политические друзья»[2152]. Согласно этой версии Бонч-Бруевича, при обыске в Госбанке в 1920 он обнаружил золото, припрятанное там Крестинским. В результате против него проголосовали в Оргбюро, так что ему, Бонч-Бруевичу, пришлось уйти против воли Ленина. Наверно, доля истины в таком объяснении есть. Прятали большевики золото друг от друга или нет, Троцкий скорее всего обвинял Бонч-Бруевича в «полухлыстовской перспективе на события», утвердившейся в самом центре власти. Министр обороны не зря спорил о хлыстовстве с модными писателями; ему приходилось доказывать в соседнем кабинете, что «революция не радение».

Обещания мобилизовать секты в поддержку революции, повторявшиеся со времен 2-го съезда, так и оставались невыполненными. За одно это Бонч-Бруевич должен был расстаться со своим местом. Он, однако, уже достиг необычайного успеха. Его двойная карьера этнографа и политика масштабна и уникальна. Он завоевал себе место не только в истории русской революции, но и в интеллектуальной истории. Вряд ли история этнографии, и вообще гуманитарной науки, знает много случаев столь тесного соединения политического лидерства со специальным знанием. Лишь закономерно, что именно в этом случае, когда знание было связано со столь большой властью, оно оказалось в такой же степени ложным.

После отставки из аппарата ничто не мешало Бонч-Бруевичу сосредоточиться на своей сектоведческой миссии. 4 апреля 1924 им подписана рукопись статьи О работе среди сектантов и раскольников. Теперь он со ссылкой на «лучших статистиков России» оценивал число сектантов и раскольников в 35 миллионов, из них 10 миллионов сектантов. Интереснее этих вздувающихся цифр новый характер аргументов, конкретных и прагматических. Теперь Бонч-Бруевич доказывает не обезличивающую сплоченность сектантских общин, а их хозяйственную эффективность; не коммунистические, а скорее протестантские добродетели:

Общая черта, принадлежащая всем им, – это твердая трезвость, хозяйственность, примерное, страстное трудолюбие, стремление к культуре, к новшествам в работе, к машинизации труда и общему светскому просвещению и обучению молодежи.

Переход власти от военного коммунизма к НЭПу изменил образ вселенной, и в частности той малой, но важной ее части, какой были сектантские общины. Дискурсивные усилия были направлены на практические цели. «Воздействовать на эту крайне восприимчивую среду вполне возможно», – пишет о сектантах Бонч-Бруевич. Для этого надо создать журнал, а также вести «работу в области заселения распадающихся Совхозов сектантскими коммунами, чего так одно время добивался Владимир Ильич»[2153].

Меньшую гибкость проявлял «сектант-коммунист» Трегубов. В ноябре 1921 года он торжествовал по поводу Воззвания Наркомзема, стремясь расширить завоеванный для сект плацдарм и одновременно указать путь спасения собственно коммунистическим идеям. Именно русское сектантство может внести вклад в самую трудную из проблем новой власти – ту, которая вызвала к жизни НЭП. Сектанты в силах остановить стратегическое отступление большевиков. Известия публиковали статью Tрегубова «в дискуссионном порядке»: