Хлыст. Секты, литература и революция

Агрономы, счетоводы и прочий земский аппарат, которых крестьяне перестали слушаться и кормить, представляли тогда специальную проблему для власти. Калинин хочет передать этим людям, в большинстве своем народникам из интеллигенции, ритуальные функции: проект столь же исторически основательный, сколь практически невыполнимый. Что касается сектантов, то их в России так много, «что было бы смешно, если бы наша партия не учла свойственные этим 10 миллионам особенности»[2172]. В итоге 13-й съезд принял по этому вопросу предложения, авторство которых было приписано Калинину; в отредактированной форме они стали неотличимы от формул Бонч-Бруевича:

Особо внимательное отношение необходимо к сектантам […] в среде которых замечается много активности. […] Надо […] направить в русло советской работы имеющиеся среди сектантов значительные хозяйственно-культурные элементы. В виду многочисленности сектантов работа эта имеет большое значение. Задача эта должна разрешаться в зависимости от местных условий[2173].

Резолюция 13-го съезда, подтверждая и развивая Воззвание 1921 года, придавала официальный статус сектантской утопии Бонч-Бруевича. Победив на время в конкурентной борьбе за власть, его индивидуальный проект становится частью реальной политики. Он давал историческое обоснование государственному утопизму большевиков и обещал им огромные, никем еще не использованные ресурсы. Коммунистическая революция победила в отдельно взятой России потому, что огромные сектантские массы издавна жили в ней по правилам коммунизма; и смысл текущей политики, соответственно, в том, чтобы связать официальный коммунизм верхов с подпольным коммунизмом низов.

ЛЕСНЫЕ ПОЛЯНЫ

После 13-го съезда история шла известным нам путем, и враги сектантской утопии, перегруппировавшись, шли в новые наступления. В справочниках по коллективному земледелию в СССР, составленных в середине 1920-х, сектантские коммуны никак не выделены[2174]. Концом 1925 датировано резкое выступление Ф. М. Путинцева, направленное против сектантов, против Воззвания Наркомзема и, неявным образом, против свежей резолюции 13-го съезда[2175]. Бонч-Бруевич легко отрекался от собственной риторики, чтобы потом вновь возвращаться к ней. Козлом отпущения стал Иван Трегубов, который по-прежнему пытался примирить Кремль с провинциальными общинниками, опираясь на Воззвание 1921 года и беззастенчиво напоминая Советской власти о ее коммунистических идеях. «Бесконечные ссылки на Владимира Ильича, помахивание этим документом производят отвратительное впечатление», – говорил Бонч-Бруевич на обсуждении статьи Путинцева в 1925, переводя удар с себя на честно присутствовавшего Трегубова[2176]. Тот еще недавно писал в Известиях:

Все читающие газеты, вероятно, помнят, что два-три года назад Наркомзем обратился в газетах к сектантам с воззванием […] Но, конечно, мало кому известно, что это воззвание было составлено по предложению В. И. Ленина, прочтено и одобрено им. […] Очевидно, В. И. Ленин считал сектантов, несмотря на чуждую ему религиозность последних, одними из лучших сотрудников советско-коммунистической власти[2177].

В новой версии Бонч-Бруевича, история Воззвания была сходной, но в его тоне теперь слышны оправдывающиеся ноты: