Хмельницкий (Книга первая)

- Эй ты, быдло [скотина (польск.)], перестань выть!

- Что, не угодил? Так я для пана жолнера веселую спою...

Кумарыкы, кумчыкы,

Жалить мэнэ тутычкы,

Щоб щокы ми горилы,

Най ми хлопци душу грилы!..

Он даже притопнул несколько раз у самых дверей и стал прислушиваться. Вокруг стояла такая тишина, что казалось, будто и его самого здесь нет.

Кумарыкы кумчыкы...

Однако его голос слабо звучал, сдавленный темнотой и камнями. Тогда Карпо подошел к бочке и, наклонившись над ней, снова запел:

Щоб щокы ми горилы,

Най ми хлопци душу грилы!..

Гоп!..

Дубовая бочка отозвалась эхом, особенно громко разнеслось "гоп". С улицы снова постучали в дверь:

- Я тебе покажу "гоп", хлоп несчастный!.. Замолчишь ты или нет?

- Дитя убаюкиваю. Видно, бога нет у вас в сердце, - ответил Богун, подойдя к дверям.

- Завтра на колу этот паршивец уснет.

Кумарыкы, кумчыкы,

Жалить мэнэ тутычкы...

Жолнер сплюнул со злости и прикрыл верхнюю дверь подвала. "Не собирается ли он позвать старшего?" - со страхом подумал Карпо. И еще некоторое время прислушивался, приложив ухо к дверям. Но долго бездействовать он не мог, когда свобода была так близка!

Не теряя времени, он отодвинул бочку и быстро спустился к Мартынку, который, тяжело дыша, старался сдвинуть с места большой камень.

- Ну как? Давай-ка пощупаю, - сказал кобзарь и, взяв у Мартынка зубок, стал долбить изо всех сил; сразу посыпался щебень, начали вываливаться камни. В толстой, в два локтя, стене образовалась дыра, в которую свободно можно было спрятать Мартынка.

- Я наведаюсь туда, а ты, сынок, долби вот эти нижние. Верхние - потом голыми руками... - сказал кобзарь и пошел обратно, в первый погреб, едва слышно бормоча что-то про себя.

Подперев спиной дверь, Карпо с волнением прислушивался и к тому, что делается наверху, и к работе Мартынка внизу. Он даже не заметил, как постепенно сполз по двери вниз, сел, упираясь ногами в неровный кирпичный пол.

Най ми хлопци душу грилы!..

Най... Ми хлопци...

Шла глухая, теплая ночь. Казалось, что целую вечность провел кобзарь вот так, то напевая "Кумарики", то поспешно направляясь к Мартынку, царапая руки о выступы кирпича. Он слышал, как время от времени открывались и закрывались двери староства, сменялись часовые - его усиленно охраняли.

- Уже пробил ход, дядя Федя! - донесся к нему шепот из-под бочки.

9

Вечером Мелашка еще раз зашла к хозяйке хутора посоветоваться. Матрена Хмельницкая хотя и знала, что опасно и думать о жене человека, совершившего преступление против польской Короны, все же советовала увезти роженицу подальше от Чигирина. Мелашка взялась сопровождать в челне Лукию с новорожденным младенцем до развилки реки. Потом Лукия поплывет по течению, а в Чигирине ее встретят свои люди...

- Что уж будет, бог тому судья, пани. Лукию надо уберечь, а как ее убережешь... коль завтра должно начаться страшное усмирение, - с грустью произнесла Мелашка. - В таких отдаленных уголках, как наш, люди еще толком не знают, что такое панское усмирение. Тут шляхтичи побаиваются казаков. А мы - подоляне, мы знаем. На собственной шкуре испытала не раз, сама потеряла дедушку, последнего из нашего рода, а он был мне не только отцом, но и матерью. Дедушка был справедливый, богобоязненный человек, спас шляхтянку, а она потом и погубила его... О, мы знаем, что такое шляхетская пацификация! Подпоручик, что сейчас в Чигирине, еще по дороге сюда не одну хату сжег в Боровице за то, что крестьяне отказались дать харчи его отряду... Теперь тут бесится, сжег дом мещанина, у которого только одну ночь пересидел кобзарь Нечипор, пока казаки вынесли его оттуда... Пацификация - это несчастье. Хоть и далеко отсюда находятся коронные войска и побаиваются они казаков, но чует мое сердце, что не обойдется без крови и пепла...

- Да что ты, милая. У нас в Чигирине казаки не допустят до этого. Вот девушку же не дали в обиду...

- Девушку-то спасли, а чигиринец за это жильем расплатился. Нет, лучше уж спрятать Лукию. Лето теплое, в челне не тряско...

- А как же быть с тобой, матерью поводыря, который указал незрячим казакам полковника?..

Обе женщины лишь тяжело вздохнули. Мелашка молча вытерла слезы и пошла спасать еще слабую после родов жену Богуна.

Жители хутора знали все, что творилось в Чигирине. О том, что во время проливного дождя из церкви украли труп полковника, задушенного Богуном, стало известно после полудня. А кто принес эту новость из Чигирина, будто бы никто и не знал, хотя все хуторяне видели, как Мелашка Семениха возвращалась из города. Кроме нее, никто не осмелился пойти туда. Убийство коронного полковника, совершенное слепым кобзарем, не сулило ничего хорошего, и нарываться в городе на неприятность никто не хотел. Тревожные слухи о кровавой пацификации обсуждали тайком.

Когда же спустились сумерки, в покои взволнованной матери вбежал запыхавшийся Зиновий и шепотом сообщил:

- Мартынка бросили в подвал! Говорят, сам напросился... Для него плотники уже кол тешут, сухую липу для этого срубили на горе, за оградой замка...