В этот момент Мартынко забыл об опасности. Соскочил с коня, бросил поводья и кинулся спасать малышей. Первым он освободил от поводьев толстяка Филонка. Мальчик обеими руками уцепился за Мартынка.
- Дядя жолнер бросил нас, подстегнул коней, а сам стал рубиться с татарами. Тогда тетя Мелашка и мама Ванюшки бросились на помощь жолнеру, а моя только успела крикнуть: "Гоните за Мартынком!" - соскочила с коня... сама далась в руки татарам...
Ванюшка, падая с лошади на колючий куст, поцарапался и насилу выкарабкался оттуда.
"Что же делать дальше? Захватчики не станут преследовать детей, и поэтому можно считать себя в безопасности", - рассуждал Мартынко, утешая перепуганных малышей.
Буланый подошел к коням, запутавшимся в поводьях...
А тут снова поднялась стрельба и словно кнутом подстегнула Мартынка.
- Хотя вы, хлопцы, и ушиблись, падая... Но мы должны бежать!..
Вначале он поймал коня Ванюшки, затем Филонка и усадил мальчуганов верхом.
Сам же подвел буланого к откосу оврага и с него ловко вскочил в седло.
- Скачите за мной! - крикнул он и погнал коня.
Миновав высокую гору, беглецы оставили за собой лес, и им показалось, будто они выбрались из глубокой пропасти. Перед ними расстилался широкий степной простор. Остановились они у подножия горы, в кустарнике. Мартынко отдал поводья буланого Ванюшке, а сам взобрался на дерево, чтобы осмотреть местность. Погони не было видно, но дым пожарищ тучами стелился над лесом, будто и его татары подожгли, разыскивая беглецов. Дальше на север виднелось чудесное голубое небо. Бежать от пожарищ нужно именно туда, на север, решил Мартынко. Перепуганные малыши, словно репейники, впились в гривы коней. Только глазенки жадно следили за своим старшим братом, видя в нем теперь сказочного богатыря-казака...
Вскоре наездников заметили казаки глубокого дозора, присланного из Лубен старым князем Вишневецким. Казаки выскочили из засады и быстро окружили их. Никто из казаков не сомневался, что это беглецы. Именно они-то и были нужны дозору, чтобы подробно узнать, где захватчики, в каком направлении двигаются и какова их численность.
Но какая досада: беглецы оказались детьми. Что узнаешь у них? Однако, перебросившись словами с Мартынком, дозорные были приятно удивлены. Разбитной паренек подробно, как взрослый, рассказал обо всем, что слышал и видел прошедшей ночью. Только не назвал фамилии владельца хутора, осужденного выписчика Джулая, сказал просто, что какой-то казачий сотник отправил их на конях из окрестностей Веремеевки, когда там начинался бой с захватчиками.
О матерях Мартынко тоже не сказал ни слова.
- В полдень, - продолжал Мартынко свой печальный рассказ, - дозорные передали нас другим казакам. И только под вечер привезли нас, голодных и утомленных от бешеной езды, в княжескую усадьбу. Хотя уже начинало смеркаться, но сам Вишневецкий в сопровождении каких-то веселых паненок вышел из покоев на широкое крыльцо. Он велел старшему казаку зайти в дом, но вдруг, увидев моего коня, воскликнул: "О! Да ведь это превосходный подарок маленькому Яреме!.." Женщины завизжали, захлопали в ладоши. "Не мой, говорю, буланый, а чигиринского сотника, казак, мол, отбил его во время баталии у турка и посадил меня с малышами на него, чтобы мы бежали, - ведь таких, как мы, турки в ясырь берут..." Так попытался я было не отдавать Богданова коня. Да куда там!.. Именины маленького княжича Яремы отмечали... Князь велел отстегать меня и бросить в подземелье.
- Что он, с ума сошел, господи, матерь божья! Христианин ведь, говорят, князь Вишневецкий, - воскликнула Матрена.
- Порой басурмане бывают лучше таких христиан, матушка. Так вот, отстегали меня один раз за буланого, а потом еще много раз за то, что хотел убежать на Путивль...
- И малышей тоже били? - спросил Стась Хмелевский.
- Их насильно, даже не накормив, не дав отдохнуть, усадили на какую-то повозку, стоявшую во дворе, и отвезли в Мгар к монахам на воспитание, как велел князь. Не спросили имени ни у ребят, ни у меня. Да мне и неохота было бы признаваться. Ведь для турок я - только ясырь... А для православного украинского князя - не только ясырь, но и сын осужденной матери, преступник. Мне угрожала не только неволя, но и безжалостная княжеская кара. Должен был молчать и молиться о побеге... Но, узнав, что через Лубны проходит регимент пана Хмелевского, я упросил доброго слугу отпустить меня на свидание с паном Стефаном, я знал его доброту. Прикинулся родственником пана, заговорил по-польски... Пообещал слуге прислать десять злотых от пана Стефана, даже поклялся на кресте...
- Где же ты, мое дитя, мог взять эти злотые? Ну и поверил тебе служка?
- Поверил, матушка, я уж так клялся ему, что поверил. Ночью вывел меня за усадьбу князя, проводил до камышовых зарослей Суды и отпустил... Две недели бродил я в степи по ту сторону реки, скрываясь от живых людей. Питался козельцами, диким кислым терном, пока не напал на след регимента. Ну, и десять злотых... Пан Стефан...
- Святой человек!