- Критикуешь гетмана, или как это надо понимать?.. - улыбаясь, переспросил Хмелевский. - Разве это война, мой друг? В одной руке оружие, а вторая, как у нищего, тянется к королевским привилегиям на все новые и новые воеводства и староства.
- Получается, что не я, а ты критикуешь государственного мужа. Очевидно, так я должен понимать, - шутливым тоном ответил Богдан.
- Все равно. Понимай как тебе заблагорассудится. Только не так громко! - сказал гость.
Богдан оглянулся, дверь действительно была не прикрыта. Он подошел к двери и с силой захлопнул ее.
- Ничего серьезного, не стоит беспокоиться, Богдан... - промолвил Хмелевский, вздохнув. - Да ты, очевидно, чувствуешь, что по-настоящему запахло порохом! Теперь уже здесь, на Приднепровье.
- Чувствую, чувствую, друг мой. Хорошо чувствую... - с горечью ответил Богдан. - Запахло, говоришь? Намек на известную всему миру эпопею Наливайко!.. Я и сам никак не могу избавиться от этих тревожных мыслей. Что случилось, что говорит твой всесильный? Ведь теперь его рука владыка.
Но им неожиданно пришлось прервать разговор. В комнату вошла хозяйка. Богдану не хотелось говорить при жене о таких тревожных делах, чтобы не волновать ее. Она была беременна.
- Вот и моя Ганнуся. Для тебя, Стась, пусть она будет Ганной, потому что я ревнивый, - смеясь, знакомил Богдан жену с другом. - Стась Хмелевский, Ганнуся! Это мой самый милейший друг, адъютант далеко не милейшего гетмана!
- Я знаю вас, пан Станислав, даже встречалась с вами у брата. Прятались вы от нас, женщин, распивая венгерское вино... - с легкой усмешкой напомнила хозяйка удивительно нежным голосом.
- Хотел бы, Ганнуся, чтобы вы стали друзьями. Стась - мой друг. Не правда ли, Стась?
- Конечно, рад бы. Хозяйка дома - жена друга... Такое непривычно в нашей жизни, Богдан... - начал было Хмелевский.
Но Ганна прервала его:
- Так и считаем вас в нашем доме, как друга и брата Богдася. Ты, Богдась, угощай гостя, а мне разреши поднять бокал. Будьте здоровы и веселы!
И первой слегка пригубила.
- Закусывайте. Угощай, Богдась, Станислава и сам закуси, а я должна уйти... - И исчезла за дверью.
Но начатый разговор за столом так и не продолжили. Хмелевскому не терпелось узнать, как живет Богдан.
- Ты счастлив с Ганной? - спросил он, когда хозяйка вышла из комнаты.
- Все спрашивают: счастлив?.. А ты, мой друг, не такой, как все... вместо ответа промолвил Богдан и умолк, наливая вино в бокалы. - О каком счастье ты спрашиваешь?.. Счастье, Стась, как многоводная река - ласкает, но уходит в море! Помнишь нашу мудрую пани Мелашку? Это ее афоризмы, основанные на жизненном опыте, - увиливал Богдан, не отвечая на вопрос, счастлив ли он с Ганной.
- Боже мой! Всю дорогу думал о пани Мелашке, а тут... Это... хозяйка виновата, - быстро нашелся Хмелевский, увидев входившую Ганну.
- В чем? Хозяйки, правда, всегда виноваты, - улыбаясь, сказала Ганна.
- Не всегда, уважаемая... Ганнуся, не всегда. Но в этот раз все-таки виновата! Где это, спрашиваю, наша мудрая матушка львовских спудеев, пани Мелашка?
Ганна взглянула вначале на Богдана, а затем на Хмелевского. И снова улыбнулась.
- Право, в этом моя вина. Богдась отговаривал, а я все же... посоветовала, и пани Мелашка выехала в Крапивную. Вот какая буря поднимается над Днепром, а у нее...
- Да погоди же: пан Стась до сих пор еще не знает, что я нашел племянника нашей матери, а через него и ее старую мать!..
- Мать пани Мелашки?
- Да, мать пани Мелашки! Передали люди, что заболела старушка. Кому, как не дочери, с которой разлучилась еще в детстве, присмотреть за больной. А тут такое... Казацкие полки двинулись на Сечь, а следом за ними как снег на голову свалились и жолнеры. Сам коронный гетман привел их в такую даль. Ну, я и сказала: "Поезжайте, да и с сыном поговорите в Лубнах, чтобы с друзьями не встревали в эту драку". А из Лубен в Крапивную поедет, к матери...
- Ну вот, суди сам, Стась, о настроениях!.. То радовались за Карпа, ты его знаешь, а сейчас снова беспокоимся... Хорошо, Ганнуся, я тоже рад за нашу маму Мелашку. А Карпу нынче... не до веселья. Но, налей нам, Ганнуся, еще, чтобы не думать об этом. Будет гетман воевать или нет, но его приход с войсками сюда камнем ляжет на сердца украинцев. Не следовало бы ему затевать этой кампании, она не в интересах Речи Посполитой. Что это им в голову стукнуло, не могу понять. Собрали людей во время войны с турками, вооружили их. Пообещали плату и королевские привилегии. И вместо этого шлют на Украину войска, насаждают иезуитов и униатских прихвостней. И все это делается, чтобы отнять свободу у казаков! Сам король посылает карателей. Следует ли так поступать умным правителям такого государства!.. И снова хотят закабалить народ, только покрепче. Ведь дилингенский пастор, иезуит Форер, призывает в европейской войне разжечь такие костры, на которых можно было бы сжечь протестантов, чтобы даже у ангелов, как он выразился, горели ноги, звезды плавились бы в небесах... Это людоедство!