Хмурь

Да я с ума сошел, если хоть на миг представил, что одна моя фраза изменила целый Хмурый мир. Наверняка причина в чем-то ином, но… Но что нам теперь со всем этим делать? И, что важнее прямо в этот миг – куда нам со всем этим идти?

– Куда нам теперь идти? – эхом повторяет мои мысли Птаха.

Прекрасный вопрос. Я не знаю. В Полесье возвращаться нельзя, никого из нас, троих хмурей, там быть не должно.

У нас нет дома. Наставники нас прятать не будут, это опасно.

У нас нет родных людей, они или умерли, или продали нас назидаторам.

У нас нет друзей кроме тех, кто вырос вместе с нами в обители и теперь так же столкнется со странностями Хмурого мира. Может быть, у Гнома и Птахи их больше, не знаю, а мой единственный друг – здесь, в той же заднице, что и я. Ну ладно, полтора друга, считая Птаху.

В голове все мешается. Я зверски устал. У меня страшно болят плечи, ребра, ноги, пальцы. После того, как я посидел спокойно на этой полянке, тело словно закостенело, теперь каждое движение отдается вспышкой в глазах. Я зол на Гнома, который в испытарии просто торчал в одной камере вместе с Тучей и прекрасно себя чувствовал – и я зол на себя из-за того, что завидую ему.

Я хочу завернуться в кокон и заращивать раны. Я не должен был попасть в Энтаю. Меня ждали в прибрежном Подкамне.

Гном смотрит на меня. Птаха смотрит на меня. Все смотрят на меня. Замечательно. Всегда хотел оказаться во главе толпы-не-знающей-что-делать.

Развожу руками. Птаха мрачнеет, Гном задумчив. Можно подумать, они всерьез считали, что у меня есть ответы. Туча жмется к Гному и смотрит так, будто… ну, будто она точно знает, что он всё устроит и решит, и, вообще, она совсем спокойна.

– Не понимаю, о чем тут размышлять, – подает голос Псина, – раз в Полесье нельзя, то нужно идти в Подкамень. Вдобавок он ближе.

– Не пойду я ни в какой Подкамень! – перебиваю я. – В Полесье нужно, в обитель!

Остальные молчат. Псина отчего-то встревожен, словно ему есть дело, сгину я в дороге или нет. Гном смущен, и я почти вижу, как он подыскивает доводы, чтобы не отправляться в обитель. Туча смотрит на Гнома с тревогой, а Птаха сердито глядит на меня.

– Мне нужно в Полесье, – повторяю я вслух. – В обитель. Рассказать всё наставникам.

– Рехнулся безвозвратно, – с неудовольствием говорит Птаха, – так и знала.

– Это невыполнимо, – подает наконец голос Гном, – да и ни к чему. Мы не знаем, благодаря каким событиям оказались в Энтае, и как принимают хмурей на полесских землях после того, как Пташка… Так что из обители тебя, полагаю, тут же выставят. Чтобы беду не накликал.

– Мне нужно в Полесье, – повторяю с нажимом. – И я поеду в Полесье. Наставники должны узнать про энтайцев, другие хмури – тоже, все должны узнать про них, их лес должен сгореть ко мраковой матери! Я хочу, чтобы он сгорел, чтобы его пепел обосрали скальные гроблины, а потом опять сожгли, ясно?! И если наставники попробуют меня выставить – их я тоже сожгу!

Я понимаю, что вот-вот начну орать на весь лес, и умолкаю. Какое-то время сижу тихо, выравнивая дыхание.

– Словом, я хочу сказать, что мне нужно в Полесье. А вы идите в Подкамень. Есть там танна, которая мне обязана, пусть теперь позаботится о вас, пусть только попробует не позаботиться, тогда я её тоже сожгу, можете так ей и передать. Я расскажу вам, как добраться до рыбацкого поселка, найдете там длинный дом, спросите Зануда. Сама танна, наверное, в городе, но Зануд что-нибудь придумает. И вас там никто искать не станет, в Полесье только Хрыч знает, что мы были в той деревушке.

Гном бормочет какие-то возражения, но я вижу, что он говорит всё это лишь для порядка. Сейчас безопасность его женщины для Гнома важнее безопасности друга, но меня это не обижает: я-то как-нибудь справлюсь, а Туча и впрямь совершенно беспомощна в чужих для нее землях.

Я заставляю себя думать именно так, но на самом деле злюсь на Гнома. А кто бы не злился?

– Пр-ривет, Накер, дуралей!

Я не подпрыгнул только потому, что одеревенелое тело меня не послушалось. Остальные подскочили будь здоров – все, кроме дракошки. Тень приоткрыл зелёный глаз со змеиным зрачком, одобрительно оглядел перепуганные лица и лениво потянулся.

Колпичка сидит у ручья, вытягивает шею, помахивает синими крыльями и орет:

– Рада видеть твою р-рожу!

– Утихни, – шикает Гном, и птица, к моему удивлению, слушается. Вперевалку подходит к дракошке и принимается ковырять клювом седло.

– Кажется, эта штука хочет ехать с тобой, Накер, – замечает Птаха. – Или нет. Ты её знаешь?

– Светает, – скупо перебивает Псина, и я вяло удивляюсь, что он тоже, кажется, всерьез собирается идти в Подкамень. – Расходиться пора.

Никто не спорит.