Хо

— С добрым утром, Лидочка! — Оля помахала ей рукой, сияя приветливой улыбкой.

— Олечка, здра-авствуй, — наигранно простонала она, плаксиво вытянув губки. — У меня головка бо-бо. У нас есть ещё кофе? Только покре-епче.

— Где-то был, — дёрнула плечиком Ольга. — Не помню. Надо поискать. Сама кофе хочу — умираю.

— Что же вы вчера так на спиртное налегали, мадмуазели? — хихикая, иронизировал Бекас, пытаясь выдернуть свои джинсы, из-под деревянного ящика, под которым те оказались непонятно каким образом. Ящик был тяжёлым и парень не сразу сумел его приподнять, освобождая свои многострадальные, слегка потрёпанные штаны. — Теперь вот умираете. Нельзя так пить, нельзя!

— Чего-о? — Лида сердито упёрла кулачки в бёдра. — Кто это на что налегал?! А са-ам то?! Чья бы корова мычала!

— Вот именно! — Весело поддержала подругу Ольга. — Кто-то вчера даже нырять за жемчугом пытался. Кто? Разве мы?

— Это я шутил тогда, — немного виноватым тоном парировал Иван, просовывая ногу в холодную сырую штанину. — А вы, прямо, и шуток не понимаете.

— Он тогда ещё чуть сам за борт не свалился. Тоже скажешь «шутя»? — продолжала Лида. — Хорошо, что Генка успел его вовремя за руку ухватить, а то бы точно утонул, балбес.

— Да ну вас, — отмахнулся от неё Бекас. — Какой смысл с вами спорить?

— Правильно. Никакого, — почти по буквам произнесла последнее слово Ольга.

— Лучше скажите, куда у нас термос подевался? — пропустил мимо ушей её слова Иван.

— Да. Нужно его отыскать, — куталась в свою лёгкую курточку Лидия. — Ну и туманище сегодня! Ненавижу такую погоду.

Туман бесшумно клубился среди них, как будто пропитывая всё: живое и неживое — насквозь, проникая в каждую клеточку, в каждый атом. Даже сидя совсем рядом со своими товарищами, Ольга не могла разглядеть их лиц и видела лишь расплывчатые движущиеся силуэты, словно в театре теней. В отдалении слышался прерывистый кашель Сергея. Из кабины, в которой они спали, отчётливо доносились звуки шевеления и неразборчивое гудение голосов. Яхта просыпалась. Нехотя, неуверенно, болезненно, но неуклонно стряхивала с себя иго тяжёлого сна. Именно сейчас Ольге почему-то ужасно захотелось ещё немного побыть одной, наедине со своими мыслями, тревогами, раздумьями. А эти постепенно нарастающие брожения, мелькания и шум, заполняющие одинокое судёнышко вместе с его поочерёдно просыпающимися пассажирами, всё больше и больше начинали её раздражать. Жажда бессовестно мучила, заставляя ежеминутно облизывать пересохшие, несмотря на окружающую влажность, губы. Настроения не было, радости не было, не было вообще ничего, кроме болезненно-пьяных обрывков воспоминаний и тоски: по дому, по теплу, по берегу. Иван шарил среди разбросанных вещей в поисках пропавшего термоса с животворящим кофе. Лида помогала ему, точнее, делала вид. Настрой у неё был не лучше Ольгиного.

Вскоре, с противоположного конца окутанной туманом кабины, послышались бубнящие голоса. Стало понятно, что Сергей заговорил с кем-то. Значит, теперь проснулись все. Вся команда яхты «Гортензия», состоящая из семи человек, уже бодрствовала. Новый день начался.

Вот дверца кабины открылась, и на палубу вывалилась толстая фигура со смехотворно растянутыми на необъятной талии широченными цветастыми плавками. Это был Вовка Геранин. Вчерашний именинник. Жирное обрюзгшее создание, выглядящее лет на десять старше своего реального возраста. Необычайно глупый и до дурости наивный. Богатый и избалованный. Это ему принадлежала «Гортензия». Изящная красавица-яхта досталась ленивому повесе в подарок от отца — состоятельного бизнесмена, владельца крупного банка. Предприимчивый папаша был заметной фигурой и, по слухам, водил дружбу с прокурором Краснодарского края. Солидное финансовое состояние позволяло Геранину старшему ублажать своё нерадивое чадо поистине царскими подарками.