И он надел фартук, развел огонь, вскипятил воду и перемыл и вычистил всю посуду. Затем уютно устроился на кухне, немного перекусил и лишь потом занялся уборкой в столовой. Солнце уже сияло вовсю. Входная дверь была распахнута настежь, в нору задувал теплый весенний ветерок. Бильбо начал громко насвистывать, вчерашнее чаепитие с гномами почти забылось. Он только-только подумал еще раз немного перекусить в столовой у раскрытого окна, как вдруг появился Гандальв.
– Дорогой мой, – проговорил маг, – сколько можно тебя ждать? А еще говорил вчера: «Пора спать, завтра рано вставать и все такое»! Нет, посмотрите на него – сидит завтракает, или как это у тебя называется, а на часах половина одиннадцатого! Они оставили тебе записку, чтобы не терять времени.
– Какую еще записку? – в смятении пролепетал бедный мистер Бэггинс.
– Гром и молния! – воскликнул Гандальв. – Я тебя просто не узнаю – ты даже не вытер пыль на каминной полке!
– Ну и что? Хватит того, что я перемыл посуду за всеми четырнадцатью!
– Если бы ты протер каминную полку, ты бы нашел под часами вот это. – И Гандальв передал хоббиту записку (естественно, она была на писчей бумаге Бильбо, взятой без спросу).
В записке говорилось:
– Осталось всего десять минут. Придется бежать бегом, – заметил Гандальв.
– Но… – начал Бильбо.
– На это уже нет времени, – сказал маг.
– Но… – еще раз попробовал Бильбо.
– И на это тоже! Бегом!
И до конца дней своих Бильбо не мог сказать, как же он выскочил из дому, – без шапки, без трости, без денег и вообще без всего, что привык брать с собой на прогулку. Он оставил недоеденный завтрак, бросил невымытую посуду, сунул ключи Гандальву и со всех своих мохнатых ног побежал вниз по дорожке, мимо большой мельницы, через мостик, на ту сторону Реки, и дальше, дальше, еще дальше целую милю.
Ровно в одиннадцать, с последним ударом часов, он, запыхавшись, примчался в Байуотер, и что же? – о ужас! Оказалось, он пустился в путь даже без носового платка!
– Браво! – воскликнул Балин, который стоял в дверях трактира, поджидая Бильбо.
Тут из-за поворота дороги, ведущей в деревню, показались все остальные. Они ехали верхом на пони, нагруженных разнообразной кладью – узлами, тюками, мешками и прочими пожитками. Самый маленький пони, очевидно, предназначался для Бильбо.
– Вы двое – в седло, и в путь! – скомандовал Торин.
– Прошу прощения, – попытался возразить Бильбо, – но я не успел надеть шляпу, забыл носовой платок и не захватил денег! Вашу записку я прочитал только в 10.45, если быть точным.
– А вы не будьте таким точным, – ответил Двалин. – И не волнуйтесь. Научитесь обходиться и без носовых платков, и много еще без чего, пока мы доберемся до цели. Ну а шляпа… что ж, у меня есть с собой запасной капюшон и плащ.
Вот так, ясным утром в самом конце апреля, они тронулись в путь, и навьюченные пони потрусили рысцой от дверей трактира. Бильбо облачился в темно-зеленый, чуть поношенный капюшон и темно-зеленый плащ, которые ему одолжил Двалин. И капюшон, и плащ были ему велики, и выглядел хоббит довольно потешно. Что подумал бы почтенный Банго, если б увидел сейчас своего сына, мне даже представить страшно! Одно утешало Бильбо: что с гномом его все равно не спутаешь – бороды нет.