Хобо

«Не будь таким грубым», мягко укорила она меня и потонула в молчании, которое ни с кем не хотела делить. Она была бесчувственна к кошмарам этого мира, и здесь больше не было места Богу. «Так дальше нельзя», решил я, краснея от напряжения, которое потребовалось для того, чтобы отлепить колени от пола. Мое «береги себя», осталось несказанным.

В тот же вечер отец сообщил мне, что разговаривал с психиатром о состоянии матери. Этот психиатр — его старый гимназический товарищ, он обещал сделать все, что может, чтобы «вернуть мать». Отцу, на самом деле, было стыдно признаться, что возврата нет — ни для матери, ни для нас, «ее родных». Я думаю, было бы лучше, если бы он рассказал доктору, отвечающему за души людей, о своем состоянии, о том случае, когда он бросил свою жену и трехлетнего сына на задымленной лестнице, а сам сломя голову убежал, чтобы спастись и вызвать подмогу, потому что в подвале здания, где мы тогда жили, вспыхнул пожар. Мать крепко прижала меня к себе, и мы заскочили обратно в квартиру. Она велела мне собрать игрушки в коробку от телевизора, а сама вытащила из шкафа одеяло, быстро отнесла его в ванную, намочила водой и положила на пороге комнаты, в которой мы находились, закрыв, таким образом, щель под дверью. Потом спокойно — я помню ее спокойствие — взяла меня за руку, подвела к окну и настежь открыла обе створки. Она сказала, что об игрушках я могу не беспокоиться, с ними ничего не случится, даже с теми, которые я не успел положить в коробку. Я верил ей и всем телом прижался к ней, обняв ее ноги. Мы стояли возле открытого окна, из-под двери в прихожую лез дым, все более густой, а она смотрела на отца — высоко подняв руки в нашу сторону, он орал на пожарных и ругался на них, приказывая первым делом вытащить из огня мать с маленьким ребенком. Они на него орали еще сильнее и отталкивали, но, правда, из всех жильцов именно меня и мать первыми погрузили в их корзину, которая была похожа на ковш моих игрушечных экскаваторов, разве что гораздо больше, и спустили нас на другую сторону улицы, где собрался народ. Потом отец повел нас в ресторан обедать.

Но я не стал говорить с ним вообще ни о чем и оставил его возиться на кухне с грязной посудой.

* * *

Сразу после Первой субботы я отправился в «Лимбо» — на свидание с Бароном. Йоби договорился, что тот меня примет, его дистанционная «хот лайн[20]» еще функционировала. Барон назвал время и место. Должен сказать, он не назначил мне встречу, он назначил ожидание. «Если ничего не выйдет, то ты хоть познакомишься с процедурой», сказал Йоби. Это означало, что я познакомлюсь с Пеней. Он сидел за стойкой, как Будда в кабине рулевого. Считалось, что он «правая рука» Барона, и именно так он и выглядел. Он был телом: верхняя половина как у змеи, нижняя — как у быка. Такая фигура позволяет и нанести удар, и принять его. Любой удар. Он следил за своим обликом — бритая голова делала его еще более впечатляющим.

«Барон спрашивает, ты уверен, что хочешь с ним поговорить». Он смерил меня взглядом профессионального посетителя мужских стриптиз-баров. Я был новым куском мяса в его пип-шоу.

«Мне назначено», я держался как крутой кандидат, которому есть о чем молчать до поры до времени.

«Если назначено, то тебе к врачу», он смерил меня неприязненным взглядом и усмехнулся. Я был для него слишком мелкой рыбешкой, и он не собирался загонять меня в угол.

«Спасибо за заботу», сказал я утомленным голосом, «но врач мне пока не нужен».

«Ну, это мы еще посмотрим», его круглые, похожие на стеклянные шарики глаза блеснули. Он оглядел меня с жестким одобрением, снял мерку на случай рубки.

Пеня был человеком с определенной миссией, он не проверял и не предупреждал, он карал. В нужный момент. Он встал, не снимая с лица ухмылки, обошел стойку и взялся за телефон. Я повернул голову в другую сторону, широченные плечи Пени были не особо привлекательной картиной. Скользнув взглядом по динамикам, я улыбнулся: человек, пользующийся максимальным доверием шефа, сидит здесь в роли секретарши. Да, Барон умел обращаться со своими людьми, да и с несвоими тоже.

Покончив с секретарствованием, он подарил мне еще один взгляд гиены. «Барон надеется, что это что-то действительно важное». Я кивнул и последовал за ним. Разговор был дебильным, но я держался спокойно.