Хочешь, я переиграю? (СИ)

- А то нет, Галина Николаевна! Вы уже не вы, и это уже не ФЭС! То, что вы устроили здесь, - это какая-то свалка, помойка, желтуха! Что вы наделали, Галина Николаевна! Опомнитесь: ФЭС больше нет! Нет с тех самых пор, как вы переиграли всё в первый раз! Из-за вас – из-за вас! – ФЭС больше нет!!!

- Что вы такое говоришь, Ваня? Что ты мелешь?!

- Что вы пытаетесь спасти? Поздно, Галина Николаевна! Я хотел спасти хотя бы вас… пока ещё было время… а теперь…

- А теперь? – с нажимом повторила она.

- А теперь я знаю, что случится в этой подворотне! Эта машина наперерез… Вас убьют там! Что бы вы ни делали, вас там убьют!

***

Рогозина напоила его успокоительным, запретила уходить и заперлась в допросной. Перелистала свою тетрадь. Прошлое упрямо.

Будущее, видимо, тоже. А он научился заглядывать и туда.

«Опомнитесь: ФЭС больше нет!»

Она поняла, что вернётся в тот, первый день. Что больше не будет пытаться спасти Службу, разрушая её.

Полковник подняла голову к белому, как в больнице, потолку, и разрыдалась.

***

- Тебе не убежать.

Душно. Влажный воздух липнет к коже. Время замёрзло, а понятия «тишина» и «изморозь» почти сливаются в неподвижном мерцающем мареве.

Прошлое упрямо.

Прошлое упрямо, а взрыв запаздывает. Они стоят рядом и смотрят на здание Службы, которое через минуту станет ничем. Пространство замирает.

Резкий звук заставляет вздрогнуть.

Ничего грандиозного. Даже не слишком громкий хлопок. Просто миг – и пустота. Вечная пустота там, где когда-то была их жизнь.

***

Маленькая двушка была забита книгами от пола до потолка. На стеллажах, стопками на полу, на подоконниках, тумбочках и в журнальном столе.

Рядом со столом – глубокое кресло, около – старый торшер.

В прихожей ожил звонок. Женщина поднялась, отложила газету и тяжело подошла к двери. Всё ещё прямая и высокая, ещё не сгорбленная старостью, с закрашенной сединой и всё тем же жёстким взглядом.

- Иван?.. – узнав визитёра, она отступила на шаг. Слишком неожиданно. Слишком давно она его ждала. - Как ты меня нашёл?

- Всегда находил, - криво усмехнувшись, ответил мужчина. – Не пригласите?

- Заходи… Раз пришёл.

***

У неё дрогнуло что-то внутри, когда она увидела, как он накладывает сахар. Несколько ложек с горкой, размешивает аккуратно, но быстро, пьёт жадно и со странной улыбкой. Совсем как тогда.

- Я пришёл не просто так…

Она приложила палец к губам:

- Я знаю. Не говори. Подожди.

Он понятливо кивнул и поставил чайник снова. До самого утра они сидели молча, пристально вглядываясь друг в друга. В какой-то момент Рогозина вышла. Вернулась, держа в руках шаль. Накинула Ивану на плечи.

- Мёрзнешь.

- С тех самых пор, - непонятно, с новой интонацией ответил он.

- Молчи.

Когда в комнату, утеплённую книгами, заглянуло первое зимнее солнце, Тихонов поднялся. Она вдруг поняла, что если не спросит сейчас, не спросит уже никогда. Вопрос, на который она сама сказала себе «нет», но который горел в ней с тех самых пор.

- Стой. – Медленно, преодолевая себя, Галина Николаевна подошла к нему, пытаясь угадать в фигуре и лице прежние черты. – Иван. Хочешь, я переиграю?

Полковник в отставке, пожилая профессор медицинских наук замерла в ожидании ответа.

Глава филиала международной компьютерной корпорации, холостяк, мучимый бессонницей, зависимостью от препаратов и заработанным в молодости радикулитом, вздрогнул. Неловко сдёрнул очки и посмотрел на неё своим давним, недоверчивым, беспокойным тихоновским взглядом.

- Хочу, Галина Николаевна! Очень хочу!..