Хочешь жить - не рыпайся

— Что с такими случается? Полагаю, они стареют, но не сдаются. Теперь ему сорок шесть, так? — она покачала головой. — Я не могу представить себе Билли в сорок шесть лет.

— Он не женился?

— Только не он. Молоко так дешево. Вы знаете эту присказку?

— Зачем покупать корову?

Она кивнула.

— Зачем покупать корову, если молоко так дешево. Он частенько ее повторял.

— Он не говорил про родственников? Брата или сестру?

— Брат у него был. Френки. На год или два старше. Однажды он зашел сюда, чтобы занять у Билли двадцатку. У Билли денег не было, поэтому он занял двадцатку у меня и отдал брату. Назад я ее не получила. Собственно, и не ждала, что он отдаст долг.

— А чем занимался Френки?

— Музицировал. Играл на рояле. Немного пел. Вам такие встречались. Симпатичный, с вьющимися волосами, обаятельной улыбкой. Уютная гостиная, полумрак, он играет «Звездную пыль» старушкам, что осиливают уже четвертый «мартини», старушки хотят пригласить его к себе, но выясняется, что он уже приглашен. Барменом. Есть еще виски в вашей бутылке?

— Сколько угодно.

Она протянула свой стаканчик и я наполовину наполнил его шотландским. Себе я налил поменьше. Она налила в оба воды. Глаза у нее заблестели.

— Билли не попал в передрягу?

Я покачал головой.

— Нет. Думаю, что нет.

— Тогда почему Френк Сайз интересуется им?

— Это длинная история, мисс Мэйс. По правде говоря я ищу тех, кто знал маленькую девочку, которую звали Конни Майзель. А может, Констанс. В пятьдесят шестом ей было лет десять. Я подумал, что Билли был ее отцом.

Фоуб Мэйс улыбнулась и покачала головой.

— Это невозможно. И Френки не мог быть ее папашкой.

— Почему?

— В середине пятидесятых мы жили как в каменном веке. Противозачаточных таблеток еще не было. А Френки и Билли пользовались особым успехом у женщин благодаря одной особенности их организма.

— Какой именно?

— Когда одному было тринадцать, а второму пятнадцать, они переболели «свинкой».[8]

Глава 17

Фоуб Мэйс хотела, чтобы я дождался Фредди, ее дружка, который мог с минуты на минуту вернуться после летного урока, но я сказал, что у меня назначена встреча, которую я не могу отменить.

— Если найдете его, передайте ему привет, хорошо? — попросила она.

— Билли Майзелю?

— Вот-вот. Билли.

— Хотите, чтобы я предложил ему заглянуть к вам, если мы встретимся?

Она задумалась.

— Ему уже под пятьдесят?

— Похоже на то.

Она покачала головой.

— Наверное, он уже лысый. И толстый.

— Возможно, и нет.

— Передайте ему привет. И все. Только привет.

— Фоуб передает вам привет.

Она улыбнулась, как мне показалось, грустно.

— Совершенно верно. Фоуб передает привет.

Я спустился вниз и уже садился в машину, когда к зданию подкатил внедорожник фирмы «фольксваген», с разрисованным парусиновым верхом и большими задними колесами. Из него выскочил костлявый старичок в потрепанных шортах и красной рубашке с короткими рукавами, загорелый, с седыми усиками и забранными сзади в хвост седыми же волосами. Широким шагом он направился к подъезду.

— Добрый день, Фред, — поздоровался я, когда он проходил мимо. — Как дела?

Он остановился, ослепил меня белозубой улыбкой.

— Все отлично, сынок. Я вас знаю?

— Думаю, у нас есть общие знакомые.

— Фоуб?

Я кивнул.

— Есть на что посмотреть, не правда ли, — он подмигнул мне.

— Потрясающая женщина, — согласился я.

Он опять улыбнулся, еще раз подмигнул и взбежал по лестнице.

До Голливуд-Фриуэй я добрался быстро, лишь пару раз повернув не в ту сторону, и покатил к центру города. Заехал на автостоянку рядом с Бродвеем и положил бутылку с остатками виски в бардачок. Служитель это заметил и покачал головой.

— Законом это запрещено.

— У меня простуда, — ответил я.

— Господи, это ужасно. У меня тоже.

— Так примите лекарство.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Только не помните машине крылья. Она взята напрокат.

— Спасибо, приятель. От глоточка я не откажусь.

— Чтобы вылечить простуду.

— Вот-вот. Только поэтому.

Я взял у него квитанцию и пошел к Новому департаменту регистраций Лос-Анджелеса, уже как пять лет переехавшему в Гражданский центр, располагающийся в доме двести двадцать семь по Северному Бродвею.

По справочному указателю в вестибюле я определил, что мне нужна комната десять. Находилась она на первом этаже, и в ней, за длинной конторкой, я нашел изящную блондинку, которой, судя по всему, очень нравилась работа в государственном учреждении. Она, несомненно, гордилась тем, что досконально разбирается в порученном ей деле. Занималась она свидетельствами о рождении.

После того, как я объяснил, кто я, откуда и от кого, она улыбнулась.

— Знаете, я читаю его колонку.

— Это хорошо.

— Он всегда на кого-то сердится. Это так?

— Обычно, да.

— Я бы сошла с ума, если бы постоянно сердилась.

— Я тоже.

— Чем я могу вам помочь?

— Я бы хотел взглянуть на свидетельство о рождении одной девушки, Конни Майзель. А может, Констанс. Майзель я продиктую вам по буквам.[9]

— Она родилась в Лос-Анджелесе? — спросила блондинка, записав под мою диктовку фамилию Конни.

— Да.

— Вы знаете, когда? Это ускорит дело.

— Двадцать первого мая одна тысяча сорок шестого года.

— Одну минуту.