«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)

Синевели дни, сиреневели,
Темные, прозрачные, пустые.
На трамваях люди соловели,
Наклоняли головы святые.

Головой счастливою качали.
Спал асфальт, где полдень наследил.
И казалось, в воздухе, с печали,
Поминутно поезд отходил.

Загалдит народное гулянье.
Фонари грошовые на нитках,
И на бедной, выбитой поляне
Умирать начнут кларнет и скрипка.

И еще раз, перед самым гробом,
Издадут, родят волшебный звук.
И заплачут музыканты в оба
Черным пивом из вспотевших рук.

И тогда проедет безучастно,
Разопрев и празднику не рада,
Кавалерия в мундирах красных,
Артиллерия назад с парада.

И услышит вдруг юнец надменный
С необъятным клешем на штанах
Счастья краткий выстрел, лет мгновенный,
Лета красный месяц на волнах.

Вдруг возникнет на устах тромбона
Визг шаров, крутящихся во мгле.
Дико вскрикнет черная мадонна,
Руки разметав в смертельном сне.

И сквозь жар ночной, священный, адный,
Сквозь лиловый дым, где пел кларнет,
Запорхает белый, беспощадный
Снег, идущий миллионы лет.

* * *

Привиденье зари появилось над островом черным,
Одинокий в тумане шептал голубые слова,
Пел гудок у мостов с фиолетовой барки моторной,
А в садах умирала рассветных часов синева.

На огромных канатах в бассейне заржавленный крейсер
Умолял: «отпустите меня умереть в океане».
Но речной пароходик, в дыму и пару, точно гейзер,
Насмехался над ним и шаланды тащил на аркане.

А у старой палатки в вагоне на желтых колесах
Акробат и танцовщица спали, обнявшись, на сене.
Их отец великан в полосатой фуфайке матроса
Мылся прямо на площади чистой, пустой и весенней.

Утром в городе новом гуляли красивые дети,
Одинокий за ними следил улыбаясь в тумане.
Будет цирк наш во флагах, и самый огромный на свете,
Будет ездить, качаясь в зеленом вагон-ресторане.

И еще говорили, а звезды за ними следили,
Так хотелось им с ними играть в акробатов в пыли,
И грядущие годы к порогу зари подходили,
И во сне улыбались грядущие зори земли.

Только вечер пришел. Одинокий заснул от печали,
А огромный закат был предчувствием вечности полон.
На бульваре красивые трубы в огнях зазвучали.
И у старой палатки запел размалеванный клоун.

Высоко над домами летел дирижабль зари,
Угасал и хладел синевеющий вечера воздух.
В лучезарном трико облака голубые цари
Безмятежно качались на тонких трапециях звездных.

Одинокий шептал: «завтра снова весна на земле,
Будет снова мгновенно легко засыпать на рассвете».
Завтра вечность поет: «не забудь умереть на заре,
Из рассвета в закат перейти, как небесные дети».

Вот уже и места не осталось — как раз для отдельных отрывков. В следующий раз, если захотите…

6

Париж 18-5-56

Дорогой Владимир Федорович.