Читаем «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978) полностью

Там — самый зрелый, последний Бальмонт. На это следовало бы посмотреть. Я уверен, что там Вы бы нашли неожиданные шедевры. А м. б., и вообще в русской зарубежной печати, за те же годы. Это могло бы составить corpus Balmonticus небывалой ценности и стать крупным событием в русской литературе.

Ваша переоценка Бальмонта — колоссальное по важности дело, которое необходимо довести до конца. Это не менее важно, чем Ваша работа над Хлебниковым, несмотря, конечно, на превосходство Хлебникова над Бальмонтом, даже в Вашем освещении.

Теперь — последнее. Ваша полуанглийская антология. Я ее уже видал. На сей раз, присмотревшись поближе, увидел, что переводы часто очень хорошие. Несмотря даже на то, что порою они рифмованные, что вообще опасно и лишнее (звука все равно не передать). Конечно, можно только сожалеть о том, что невесть какие невежды навязали Вам «Песню о Родине» Лебедева-Кумача или похвалу Сталину Исаковского. Но я себе позволю и еще кое-какие замечания: «а Петников?» Вы, который мне его открыли (без и до Вас я знал только, правда замечательное, «Открываю небесный букварь»), ставите его в ряд с каким-то там Кнутом, Корниловым или Ольгой Анстей. Коневской, Комаровский и Гуро тоже заслужили лучшего обращения, чем, напр<имер>, Софья Парнок или Лидия Червинская. Пожалуй, что и Балтрушайтис, и Третьяков. Но я вижу, что до Вас просто не дошли имена двух, м. б., наилучших поэтов российского зарубежья: Бориса Божнева и Сергея Рафальского. Неужели Ильинский и открытый Вами Дукельский не лучше, чем скучнейший, правильнейший Кленовский, пай-дедушка зарубежной поэзии. И среди советчиков можно было подумать про Стрельченко, Ксению Некрасову (своеобразнейшая словесная Douanier Rousseau[230]) и Юнну Мориц (вместо чекиста Роберта Рождественского и ставшего обязательным Евтушенко), да, пожалуй, и про Тарковского, хотя он и суховат. Но насколько его суховатость свежее и сложнее «красочности» Антокольского! Но, вероятно, те же самые невежды Вам навязали и Симонова, и Озерова, и Ольгу Берггольц, и прочих полу-оппозиционеров, полу-чекистов, к поэзии имеющих довольно мало отношения. Но это все-таки мелочи, рядом с заслугой открытия Бальмонта (здесь начавшегося), Гиппиус, Вяч. Иванова, Кузмина, Ходасевича и остальных других, которых, для Запада, Вы открываете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза