Хочу бабу на роликах !

- Ох, Санька, прости, я ж не знала. А ты даже на похороны поехать не смогла, вот свинство! Но это очень печальное событие, а радостные есть?

- Есть! Давай я завтра к тебе приеду и все расскажу! А как твои дела? Как Сигизмундыч?

- Да все то же: вздохи, комплименты, изредка поцелуйчик... Да черт с ним, лишь бы деньги платил.

Он, сучара, что-то задерживает гонорар, а у меня тачка сдохла окончательно. Я без нее как без рук, вернее, без ног. Сама понимаешь. Когда ты завтра сможешь приехать? Мне бы лучше во второй половине дня.

- Договорились! Я приеду часам к трем-четырем.

- Только не надуй меня в очередной раз.

- Клянусь!

- Ну то-то же!

Меня вдруг осенило. Я подарю Уле машину! Да, да, конечно, это гениальная идея. Я могу сейчас подарить ей хоть "мерседес", но "мерседес" она просто не примет, а вот новенькие "Жигули" - это в самый раз. Такая сумма не будет ее морально обременять.

Я уже представила себе, как завтра поставлю новую тачку у нее под окнами, выведу старшую подругу на балкон и скажу: "Смотри, Улечка, какая машина! И вот тебе от нее ключи!" Или нет, лучше так: я под каким-нибудь предлогом выведу ее во двор, подойду к машине, открою ее и скажу: "Мы едем в ресторан, обмыть твою обновку!" "Мою?" - остолбенеет Уля.

И я радостно рассмеялась при одной только мысли о том, как она удивится! Уж кто-кто, а она заслуживает такого подарка! Это Глеб, как оказалось, не заслуживал всей той любви, которую я ему отдала. Нет, о нем я больше ничего не хочу знать. Суметь бы еще выкинуть его из памяти, стереть... Хорошо бы попасть в небольшую аварию, стукнуться башкой и заработать легкую амнезию, как в сериалах, но такую, чтобы все другое помнить, а Глеба забыть... Вот дура, сказала я себе. У тебя есть воля? Есть. Но с другой стороны, сейчас даже телевизор включить нельзя, чтобы не наткнуться на его рожу, и во всех журналах - он... Ничего, на Майорке, наверное, нет ни наших журналов, ни нашего телевидения - с глаз долой, из сердца вон. И вообще, пошел он! Лучше помечтаю, как удивится Уля... И как обрадуется! А чего зря мечтать, с самого утра завтра поеду в автомагазин и куплю... Я куплю ей "девятку", там же, где Глеб покупал, нам все мгновенно тогда оформили.

Эта мысль показалась мне такой удачной, что я развлекала себя ею весь вечер, старательно отгоняя воспоминания о последней встрече с Глебом. Я едва дождалась утра, оделась во все новое и поехала покупать машину.

Я вошла в автосалон богатой дамой, а вышла еще более нищей, чем была раньше. На моей карточке не было ни цента! Я чувствовала себя оплеванной, продавец с такой явной жалостью смотрел на меня... Но черт с ним, с продавцом... Что же это все-таки значит? И вдруг у меня в голове словно зажегся свет.

Миша Цейтлин! Миша, милый молодой человек, который занимался бабушкиными делами. Это он устроил так, чтобы я не смогла приехать к ней и оформить все как надо. Он безусловно запудрил бабушке мозги, ведь в конце концов она могла завещать свое имущество и деньги кому угодно, но он внушил ей, что так выгоднее, не надо платить какие-нибудь налоги, он вынудил ее продать квартиру, перевел ее деньги на мою карточку, которую наверняка он же и открывал, а как только бабушка умерла, он эти денежки прибрал к рукам. Ничего не скажешь, ловко!

И ведь я теперь ничего не смогу никому доказать.

Внезапно на меня напал такой хохот, что я с трудом держалась на ногах. Люди вокруг с недоумением на меня поглядывали. Стоит баба посреди улицы и ржет как ненормальная. И вроде бы не над чем, а она, дура, заливается. Это вовсе не было истерикой. Чем дольше я смеялась, тем легче становилось у меня на душе. Все правильно! Эти деньги были не мои, я их не заработала, это была дармовщинка, а дармовщинки в моей жизни не было с тех пор, как погибли родители. И это урок, хороший урок! Полагаться можно только на себя. Мне даже не было жаль этих денег, только обидно, что не успела подарить Уле машину. Слава богу, что я ничего ей не пообещала.

И вообще никому ничего об этих деньгах не говорила. Словно чувствовала, что они не мои. Хорошо еще, что я тогда догадалась снять с карточки хоть какие-то деньги и теперь у меня в сумке было три тысячи двести тридцать долларов. Да это же целое богатство! Бедненький Миша Цейтлин, не досчитался пяти с лишним тысчонок! Мне опять стало смешно. Вероятно, меня никто бы не понял, но я с каждой минутой ощущала все большее облегчение. Вот, правда, квартиры мне не видать как своих ушей.

Даже если Эмма меня не надует и заплатит, как обещала, по тысяче в месяц, то через год я смогу купить только какую-нибудь халабуду на окраине. Ну и что?