– Что, поклонницы одолели? – хохотнул Тимур. – Они уж третий день тут крутятся, выспрашивают всех, во народ, делать им нечего. Ты, Саша, гнала бы их в шею.
– Зачем? И потом, это бесполезно. К тому же Глебу на первых порах будет приятно.
– Смотри, а то мало ли…
– Ох, Тимур, от всего на свете не убережешься. И пусть эти девчонки будут самой большой моей проблемой.
– Ну, можно сказать и так. Ты не ревнивая, что ли?
– Да вроде не очень.
– Повезло Глебу, а вот моя Фатима – это ужас какой-то. Ревнует к любой юбке.
Всю дорогу Тимур рассказывал мне про свою ревнивую жену, которую нежно любил – и это чувствовалось в каждом его слове, хоть по видимости он и жаловался на нее.
Но вдруг машина как-то дернулась, ее протащило несколько метров, Тимур громко выругался.
– Что? – испуганно выдохнула я.
– Прокол, мать его…
Он выскочил на дорогу. Я за ним.
Действительно, колесо спустило.
– Это надолго?
– Да нет, сейчас запаску поставлю.
Однако, когда мы подъехали к аэропорту и я стремглав кинулась к справочной, выяснилось, что самолет из Рима приземлился уже полчаса назад. Я понеслась к выходу и вдруг увидела Глеба, быстро идущего навстречу. Он шел не один, с ним были еще трое.
– Глеб! – закричала я. – Глеб!
Он остановился, удивленно глядя на меня. На нем был шикарный незнакомый костюм, и весь он был какой-то новый и… немного чужой.
– Сашка! – улыбнулся он, и я, облегченно вздохнув, кинулась ему на шею.
– Глеб, я чуть тебя не пропустила, у Тимура колесо прокололось.
– Санька, я же просил не встречать меня, я сейчас не могу ехать домой, мы прямо отсюда едем на телевидение. Это важно! Ты уж прости…
– Может быть, я с тобой?
– Не получится, Санечка, в машине просто не будет места, нас четверо, и еще водитель, да и зачем тебе? Езжай домой, а меня потом привезут. Сашка, я соскучился!
Он чмокнул меня в щеку и, не познакомив ни с кем, ушел.
Я осталась стоять как оплеванная. Боже, что это?
Кровь бросилась мне в лицо. Неужели он мог так со мной поступить? Иначе как чудовищным хамством я это назвать не могу. Мне было физически дурно.
Во рту пересохло, голова закружилась. Но я взяла себя в руки, продышалась и медленно побрела к машине.
– Саш, ты чего такая белая, случилось что? Где Глеб-то? Не прилетел?
– Прилетел, но его сразу увезли на телевидение.
– Да? Ну дела! Небось будут в прямом эфире показывать. Бремя славы! Не расстраивайся!
– Да нет, я ничего…
Он смотрел на меня с таким явным сочувствием, что я чуть не разревелась. Почти всю дорогу он тактично помалкивал и только уже у Белорусского вокзала тихо сказал:
– Саш, ты это… закаляйся. Говорят, от славы у людей часто крыша едет. Бывает! Ты не расстраивайся по пустякам. Ну с кем не случается! На мужа не надо обижаться. Он же не со зла, а сдуру…
Интересно, я ведь ничего Тимуру не говорила, но, похоже, вид у меня был достаточно красноречивый.
– И ты это… не думай, я никому ничего не скажу, даже Фатимке. И еще, Саш… Там небось эти дуры дежурят, ты уж не делай им такого подарка, чтобы они все по твоему лицу поняли. Постарайся выглядеть нормально, все-таки столько лет с артистом живешь.
Действительно, а я и думать забыла о поклонницах! Но Тимур подвез меня прямо к дверям, и я проскочила внутрь никем не замеченная. Но тут же вспомнила, что дома меня ждет свекровь. Ох, не было печали!
– Саша, а где же Глеб? – испугалась Светлана Георгиевна, – Что случилось? Самолет разбился, да? Говори же!
– Нет, нет, бог с вами! Все живы-здоровы, просто Глеба увезли на телевидение.
– На телевидение? Зачем? Почти ночь на дворе! Или в прямой эфир? Что там в программе? У тебя есть программа?
– Нет, кажется, нет.
Она включила телевизор, пробежалась по всем каналам, но ничего интересного для себя не обнаружила.
– Знаешь, я, пожалуй, поеду домой, у меня телевизор лучше, думаю, его не сразу выпустят в эфир… Как ты могла не спросить, что за передача, не понимаю, Саша!
Я молчала из последних сил, мне хотелось как можно скорее остаться одной и дать наконец волю слезам. Но когда свекровь удалилась, слез у меня не было. Просто страшно болело сердце. Вот тебе и сюрприз, Сашка! Я поплелась в ванную, напустила воды и улеглась в пахнущую хвоей пену. Закрыла глаза. Вода всегда меня успокаивает. И минут через десять боль стала отступать. Ну что особенного случилось? Ну обхамил меня муж на пятнадцатом году совместной жизни, подумаешь, большое дело. И обхамил, как верно заметил Тимур, сдуру, а не со зла.