Хочу бабу на роликах!

– Можно посмотреть кухню? – полюбопытствовала я. Почему-то я была уверена, что она окажется в стиле «техно». И не ошиблась!

– Очень мужская кухня.

– Так я живу здесь один. Но одно твое слово, и я все переделаю. Вернее, дам тебе в руки кривую саблю, и круши все что ни попадя, полонянка. Мою жизнь ты уже сокрушила…

Он насыпал в миску какого-то корма, в другую налил воды.

– Погоди минутку, я отнесу Дику поесть и буду в твоем распоряжении. – Он вернулся мгновенно. – Выпить хочешь? Вина? Мартини? Виски?

– Немножко мартини, пожалуй.

– Пойдем в гостиную, напитки у меня там.

Он обнял меня, и нас обоих тряхнуло током.

– Саша! – простонал он и стал целовать меня в глаза, в губы, в нос, в шею.

– Ах ты гад! – раздался крик. – Ах ты сволочь поганая!

Мы отпрянули друг от друга. В дверях кухни стояла женщина. Она была молода и, вероятно, красива, но лицо было искажено такой злобой, что я даже испугалась.

– Инга! Ты как сюда попала? – побледнел Алекс.

– А как я сюда попадала раньше, когда ты хотел целовать меня, как сейчас эту… Я смотрю, тебе все равно, кого тянуть в койку, скотина. Думаешь, я стерплю, что меня в отставку отправили? Хрен тебе, старый паскудник! А вы, женщина, зря губешки-то раскатали, он вас потрахает, а потом задвинет… Так что радуйтесь, если еще не шибко увязли!

– Инга, сию минуту заткнись! – прошипел разъяренный Алекс.

– Как же, дожидайся! Ты что мне говорил, сукин сын? Что мне обещал? Я так и знала, что ты опять с кем-то снюхался.

А у меня внутри вновь зазвучала мелодия: «Тореадор, смелее в бой!» Но тореадор здорово растерялся.

Наверное, не будь меня, он сумел бы утихомирить скандалистку, но, видимо, боялся показаться чересчур грубым. А потом мелодия Бизе смолкла – и я вспомнила слова Тараса: «Не полагайся на Шурку, Саша!» На него и впрямь нельзя полагаться.

– Инга, зачем эти сцены? Ты же знаешь, что между нами все кончено! Я тебе об этом сказал, и ты, мне казалось, поняла, – с трудом, как будто у: него болело горло, проговорил Алекс.

А я опять наблюдала эту сцену как бы со стороны и опять ощущала ее давящую банальность. Мне хотелось только одного – убраться отсюда.

– Ничего я не поняла! И не желаю понимать, я ж тебя, старого прохвоста, любила! И сейчас еще люблю, а ты… гадина, гадина! – она в бессильной ярости топала ногами, мне было ее даже жалко.

– Инга, прекрати истерику!

– Ну что, что тебе надо, что в ней такого есть, чего нет во мне, можешь объяснить? Я вот не понимаю!

– Прежде всего замолчи!

– Не желаю я молчать, козел ты старый! Да я без тебя жить не могу, и если ты меня пошлешь, я покончу с собой, да еще записочку оставлю: «В моей смерти прошу винить Александра Шалимова!» Вот ты попляшешь! Я в своем предсмертном письме такое о тебе навыдумываю, что ты лет пять с прокуратурой разбираться будешь!.

– Инга, прекрати, – как-то вяло уже отбивался Алекс. – Посмотри на себя, до чего ты дошла…

Я тихонько выскользнула из гостиной, у меня не было ни сил, ни желания наблюдать эту отвратительную сцену. Не знаю, как должен был вести себя Алекс в такой ситуации, но точно не так, как он себя вел. Я побежала к воротам и выбралась на улицу. Хорошо еще, я запомнила, с какой стороны мы подъехали. Попрошу охранников вызвать мне такси, что ли…

Мне фантастически повезло. Когда я подбежала к воротам, там как раз остановилось такси. Какой-то мужчина вылез и пошел пешком. А я плюхнулась на сиденье рядом с шофером. Он очень обрадовался неожиданной пассажирке. В такси играло радио. И что бы вы думали? Конечно, куплеты тореадора. Бывают такие дни. Хоть и не часто, но бывают. Больше никаких мелодий во мне не звучало. Только одна мысль: «Скорее на Майорку!» Как три сестры Чехова все канючили: «В Москву, в Москву!» – так и я мысленно твердила: «На Майорку, на Майорку!»

И вот наконец сбылась мечта идиотки. Я на Майорке! У Эммы оказался там прелестный дом, с садом и большим балконом, выходящим на море. Мне отвели прекрасную комнату, тоже с видом на море, на втором этаже.

– Ну как, нравится? – спросила Эмма.

– Не то слово. Мечта! А где твоя дочка?

– Я ей ничего не сообщала, сюрприз хочу сделать, она меня не ждет. Хорошо летом: в сезон сюда из Москвы прямым рейсом летаю, а не в сезон приходится на перекладных. До Барселоны, а оттуда либо паромом, либо опять же самолетом. Словом, геморрой. Ты давай разбирай вещички, устраивайся, а я, пойду погляжу, не у соседей ли она. Там ее подружка живет. Хотя нет, я сейчас Вере Ивановне звякну на мобильник.

– Вера Ивановна – это кто?

– Гувернантка. Хорошая тетка, интеллигентная пенсионерка. Счастлива до безумия, что на старости лет на Майорку попала, все талдычит про Шопена, про Жоржа Санда какого-то…

– Про какую-то. Жорж Санд – женщина. Знаменитая писательница.

– Ну да, она что-то говорила, у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает.

– Чукча не читатель, чукча писатель, – засмеялась я, припомнив старый анекдот.

– Издеваешься? – насторожилась Эмма.

– Да ты что, просто смеюсь.

– Чего смеяться, я сама знаю, что мне культурки здорово не хватает, жизнь такая была… Я вот тебе порасскажу, ахнешь. Ой, вон Дуняшка моя бежит!