Глядя вверх на потемневшие мышцы, Шерлок проскользнул языком между зубами, быстро облизывая обсыхающие губы, самым распутным — каким он, собственно, и является — образом раскидываясь на простынях, предлагая Джону овладеть собой.
— Ох, любимый, — пробормотал Ватсон, пристально разглядывая каждый дюйм Шерлоковой кожи — у Холмса волосы на теле встали дыбом, а он сам весь покрылся гусиной кожей. — Моя прекрасная, прекрасная любовь.
И вот так просто несколько дюймов пространства между ними внезапно стали неприемлемыми. Шерлок хочет потребовать от Джона не говорить такие вещи. Он хочет одарить его свирепым взглядом, надутыми губами и нахмуренными бровями, чтобы выразить, насколько нестерпимо то, что его возлюбленный стоит там и говорит ему такие невероятные, прекрасные вещи, и не касается его. Как совершенно сводит с ума то, что он лежит здесь, готовый и нетерпеливый, и что его дыхание полностью сбивается из-за того, как Ватсон восхищается им сверху, лишая Шерлока даже шанса ответить чем-то, похожим на слова.
Джон Ватсон — мастер в спальне.
И Шерлок неожиданно встаёт на колени, лицом вниз, в одеяло, задом вверх, готовый быть… ну, готовый, знающий, какая поза самая лёгкая и самая быстрая, нуждающийся в том, чтобы быть заполненным Джоном так быстро, как это вообще возможно.
Именно поэтому после мягкого, любящего смешка скрип прикроватного столика и прогнувшийся матрас сулили прикосновение в мгновение ока; Холмс вскрикнул от неожиданности, когда шоковые волны восхитительного наслаждения распространялись по всему телу, когда его выступающая эрекция, свисающая между ног, очень внезапно оказалась поглощена в уютное, влажное тепло. Вздрагивание его бёдер было таким же непроизвольным, как и нежелательным, и Шерлок уткнулся лбом в скрещённые руки, глядя вниз своего торса, изумлённо пытаясь рассортировать ощущения, испепеляющие его вены.
Умный Джон.
Ватсон лежит на спине, голова комфортно устроилась между внутренних сторон бёдер Шерлока, розовые губы растянуты вокруг его члена прекрасным кольцом, два пальца нажимают на тяжёлый мешочек у основания.
Под таким углом кровь прилила к кончику эрекции Холмса, головка стала почти невыносимо чувствительной, пока Джон обводил её языком. Шерлок громко стонет от вида Джона, именно так лежащего на спине под ним, тянущего из него эти ощущения; его неподготовленное тело дрожит, разрываясь надвое из-за того, что он не знает, чего больше хочет — кончить именно так или от ощущения Джона глубоко внутри своего тела. Решение невозможно.
Хотя, видимо, это не тот вопрос, на который должен отвечать он; ловкие, хорошо обученные пальцы Ватсона находят края входа Шерлока, скользя прямо внутрь, растягивая первое кольцо мышц прежде, чем у него, Шерлока, был бы шанс сжаться. Холмс ахнул — вторжение незнакомо, хотя не нежелательно; ощущение того, что внутри него что-то есть, избегало Шерлока месяцами, пока Джон отсутствовал. Конечно, у него были и другие варианты, но это совсем не то же самое, что быть с Джоном, чувствуя его пальцы, раскрывающие его, и его член внутри себя. Это лучше, чем любая игрушка, Холмс уверен в этом.
Он откидывает голову с предплечий назад и покачивается в такт тому, что Джон делает с его телом, шепча от сбитого дыхания и крича от наслаждения.
Другой палец проскользнул вслед за первым, потом ещё один, и прежде, чем Шерлок успел предупредить о предстоящем оргазме, все касания на его теле резко прекратились. Он захныкал в простыни, зубами вцепился в кожу, сдерживая мольбы, которые его тело пыталось выдавить из него — оно сильно желало, чтобы он умолял Джона просто затрахать его в матрас.
Ватсон игриво и нежно прикусил его ягодицу, хрипло посмеиваясь под нос.
— Перевернись, малыш. Я хочу видеть тебя.
Шерлок перевернулся так быстро, что почти упал прямо с кровати. Джон, смеясь, поймал его за бёдра и уложил в нужную позу, закидывая обе ноги Шерлока себе на плечи.
— Привет, — ухмыльнулся он; его черты были мягкие и любящие, щёки слегка красные от минета, который он умело применял к члену Холмса буквально несколько мгновений назад.
Шерлок закатил глаза, хотя это действие было затруднено из-за пошлых подрагиваний его бёдер.
— Можешь ты уже наконец-то?.. Ох…
В любой другой обстановке звуки, которые активно издавал Холмс, были бы совершенно отвратительными. Они ошеломляюще громкие и несвязные, часто оборванные на середине, потому что Джон неизбежно находил новые места для прикосновений и дразнил, лизал, тёр, и закручивал внутри Шерлока спираль от эйфорического блаженства снова и снова.