– Что ты планируешь делать для развития спорта в столице?
– В идеале построить гоночную трассу, но пока это только мечты. По крайней мере, хочу дать возможность людям гонять на машинах, не скрываясь от полиции и не делая этого ночью. Хотя в этом есть нечто особенное.
– Это точно, – улыбаясь, говорит Марья, а потом опускает взгляд, смущаясь. – А ты каждый раз так возбуждаешься после гонки?
– По-разному бывает.
– И что ты с этим делаешь? – она смотрит теперь на меня, а я вопросительно приподнимаю бровь.
– Ты правда хочешь, чтобы я объяснял это?
– Думаю, я имею право спросить, как ты вышел из этой ситуации после последней гонки, – снова засмущавшись, спрашивает она практически шепотом.
– Ты сегодня получила двойную дозу за вчера и сегодня, – ухмыляясь, отвечаю я и ловлю себя на том, что так и было.
Мое тело прошивает озноб. Мне некомфортно думать, что я зациклился на одной цыпочке, с которой у меня даже ничего серьезного нет. Если, конечно, не воспринимать всерьез то, что я собираюсь забрать ее к себе и жить с ней. Зря, наверное, я затеял это, но, может, так моя мама отстанет со своей идеей женитьбы на Нике. Каждый день терпеть дома безрукую и безголовую девку мне как-то не улыбается. Машка хоть готовить умеет, не надо будет заказывать еду. И трахается зачетно, так что я в любом случае в выигрыше.
Перевожу на нее взгляд. Светится. Неужели так порадовало то, что я не переспал с кем-то другим? Ревнует, что ли? Вот только влюбленностей мне тут не хватало. Может, я зря это затеял? Хотя что уже дергаться? Поздно, дядя, пить Боржоми, когда почки отказали.
Сминаю упаковку из-под бутерброда и бросаю ее на картонный держатель для напитков. В два глотка допиваю кофе и закуриваю, глядя в звездное небо. Надо ехать назад, утром предстоит ранний подъем, чтобы закончить модернизацию бабулиного дома. Вот кого бы я забрал домой, и жил бы с ней душа в душу. Только это, к сожалению, не избавит меня от женитьбы.
– Кир, – снова зовет Марья.
– М?
– Спасибо, что покатал.
Так и рвется с губ: «Спасибо, что отсосала», но даже я понимаю, что это будет грубо.
Провожу рукой по волосам, отбрасываю окурок и поворачиваюсь к Марье.
– Едем?
– Да, можно.
Мы усаживаемся в машину и уже на адекватной скорости едем назад в село. Марья жмется к моему плечу, поглаживая тыльную сторону ладони, лежащей на коробке переключения передач. Обстановка уютная, но мне все равно как будто что-то мешает. Словно я иду против самого себя. Будто я задумал какой-то протест, но сам не могу его поддерживать.
Вернувшись в село, провожаю Машку домой, а сам устраиваюсь на скамейке у бабушкиного дома и, закурив, вжимаюсь затылком в стену. Мне хреново. Не знаю, почему. Гонка выиграна, родители заткнуты за пояс, у меня есть девушка, которая устраивает меня по всем параметрам. Еще подучится делать минет – и цены ей не будет. Но все равно кайфово с ней. Что ж не так-то? Где полное моральное удовлетворение? Наверное, оно наступит, когда я перевезу Марью к себе, а мама охренеет. Уголки губ дергаются, когда думаю о реакции родителей на мою избранницу. Надо, наверное, завернуть похлеще и таки расписаться с Машкой, чтобы предки перестали давить на меня с женитьбой на Нике. Тогда я точно получу ни с чем несравнимый кайф.
Глава 20
Кирилл
– Ба, не грузи лишнего, – прошу ее. – Ну правда. Такое ощущение, что ты со мной на годы прощаешься. Я ж приеду послезавтра.
– Приедешь, Марью заберешь и снова исчезнешь.
– Не исчезну, обещаю, – с улыбкой произношу я и обнимаю свою старушку. Она едва достает мне до груди, но ее хватка на моей талии все еще чертовски крепкая.
– Кирюш, – бабушка отрывается от меня и все же всовывает мне в руки две банки варенья, – ты же точно заберешь ее?
– Заберу, ба, – немного резче, чем планировал, отвечаю я. – Пообещал же.
– Я тебе верю, внучок, просто убеждаюсь. – Она гладит меня по плечу и доверчиво заглядывает в глаза. Ненавижу такие моменты, когда кто-то пытается влезть мне в голову в попытке считать мои истинные намерения. У бабушки это наверняка выйдет, потому что она у меня практически телепат. Поэтому отвожу свой взгляд и делаю вид, что занят погрузкой вещей в багажник. – Ты ж пойми, сельские девочки такие наивные, доверчивые. Маша влюбилась в тебя, будет выглядывать и ждать. Если ты не приедешь, это разорвет ей сердце. Да и что подумают соседи?
– Какая разница, что они подумают? – пенит меня.
– Тебе никакой, а ей очень даже есть разница. Ей ведь жить с этими людьми, в глаза им смотреть. Ну не злись, – гладит меня по плечу. – Я же вижу, что с ней ты расцветаешь, улыбаешься искренне, целуешь как в последний раз.
– Поцелуи-то ты где узрела? – с усмешкой спрашиваю я, а ба фыркает.
– Где надо, там и узрела. Я старая, но не слепая. Ну все, счастливой дороги.
Бабушка меня крестит и заставляет наклониться, чтобы поцеловать в щеку.
– Я еще к Марье заскочу и поеду.
– Давай-давай, – ласково приговаривает ба, глядя на меня с улыбкой. – Влюбился мой мальчик.
– Ни фига я не влюбился, не выдумывай, – от самой мысли меня тошнит.