Хочу тебя использовать

– Тогда предлагаю. Выйдешь за меня?

– О, господи! – выкрикиваю, когда машину слегка заносит на следующем повороте. У меня уже немеют пальцы, но сильнее держаться я просто не могу.

– Не слышу ответ, Маш!

– Выйду! Прекрати это немедленно! – начинаю рыдать.

Кир входит в еще один поворот, а потом резко дергает ручник вверх, и машину начинает кружить на месте. Я кричу так громко, что даже у меня закладывает уши. Машина наконец выравнивается, и мы, немного сбросив скорость, съезжаем с трассы и несемся по темной дороге за пределы трека. Кир притормаживает у длинного здания и глушит мотор.

В салоне повисает тишина, которую нарушает только наше тяжелое дыхание и мои всхлипы. Кажется, что и грохот моего сердца слышен, но это только у меня в ушах.

Кир отстегивает свой, а затем и мой ремень, хватает меня за талию и, как безвольную куклу, пересаживает к себе на колени, отъехав назад. Я не смотрю на него, но чувствую его взгляд на своем лице.

– Ты дура, Машка, – севшим голосом говорит он. – Я еще никого никогда не любил так, как люблю тебя. Поняла? Поняла?! – громче, когда я не отвечаю.

– Мгм, – всхлипнув, отвечаю я.

– Мгм, – кривляет он меня, а потом резко заключает мои щеки в свои горячие ладони и сталкивается своим лбом с моим. – Не смей поддавать сомнению мои слова и намерения. Никогда не думай, что я не выполню обещания. Потому что я всегда выполняю. Посмотри на меня. Маша, посмотри.

Я поднимаю глаза и сталкиваюсь с горящим взглядом Кира. Мы замираем на мгновение, в которое оба перестаем дышать. Такое ощущение, что в этот момент в воздухе застывают пылинки, потому что наши взгляды говорят о чем-то чертовски важном. Мы видим друг друга даже в темноте. Блеск глаз говорит обо всем, что не сказано словами.

– Пиздец, – выдыхает он и набрасывается на мой рот своими губами.

Именно в этот момент каждый пазл занимает положенное место, все становится на свои места. Я обретаю почву под ногами, которая до этого была зыбкой.

Губы и зубы сталкиваются. Языки врываются по очереди в рты. Горячие выдохи щекочут нежную кожу губ. Я зарываюсь пальцами в волосы Кира, он хватает меня за затылок, второй рукой дергая молнию куртки. Мне чертовски неудобно, но я бы ни за что сейчас не оказалась ни в каком другом месте.

Как только куртка слетает с моих плеч, жадные, наглые руки проникают под свитер. Сминают грудь, безошибочно отыскивают соски и терзают их, пока Кир через рот выпивает мою душу. Я отдаю ее ему без остатка, выдыхаю жарко о том, как люблю, как соскучилась. Его галстук летит в сторону, пуговицы на рубашке рвутся, бряцает пряжка ремня. Расстегиваются молнии. Чтобы снять джинсы, мне приходится перелезть на свое сиденье. Вслед за штанами летят трусики, и на руки Кира я возвращаюсь голая ниже пояса. Из-за этого еще острее ощущается контакт между нами. Потому что рубашка Кира расстегнута, боксеры с брюками спущены вниз, и я касаюсь разгоряченной плотью его живота.

– Блядь, я так соскучился. Мне надо срочно в тебя, – бормочет он между поцелуями.

– И я соскучилась. Но прекрати сквернословить.

Кир притормаживает и, подавшись назад, смотрит на меня вопросительно. А потом его глаза сужаются, и он, приподняв меня за бедра, медленно насаживает на себя. Мы оба стонем, совершенно не сдерживаясь. Когда он доходит до упора, Кир фиксирует мои бедра и замирает на мгновение.

– Я пиздец как соскучился, Ягодка, – шепчет он в мои губы и усмехается. Назло мне матерится, и я это знаю, но ничего не могу поделать со своей улыбкой. Может быть, потому что Кир снова приподнимает меня над собой, а потом резко насаживает, и я выгибаюсь дугой, вскрикнув. – Давай, девочка. Немного быстрее. Вот так, – выдыхает он, когда я начинаю двигаться.

Грудь снова попадает в плен крепких ладоней. Каждое прикосновение сегодня ощущается как касание льда к пылающей коже. Каждое я ощущаю где-то в глубина своего тела. Каждое гладит мое сознание, позволяя ему медленно уплывать и оставляя меня кружить в ощущении неземной эйфории.

Мы целуемся так много, что я ощущаю пульсацию на искусанных губах. Шепчем друг другу слова любви, Кир щедро сдабривает все это пошлостями.

– Если бы на улице не было холодно, я бы тебя сейчас перегнул через капот, – рычит он, когда я пытаюсь ускользнуть от его настойчивого рта. – Не прячь от меня грудь. Марья! – рявкает он, снова задирая свитер, который я успела немного спустить. – М-м-м, вкусная. Блядь, хочу тебя всю. В каждое отверстие, в каждой гребаной позе. На каждом гребаном сантиметре этой гребаной планеты. Отлюбить хочу и отодрать.

– А сейчас ты чем занят? – сквозь стон спрашиваю я.