Хочу тебя испортить (СИ)

Едва последний вопрос покидает мой рот, отец, закусывая губы, размахивается и разъяренно лупит меня ремнем по голове. Не успеваю толком увернуться. Прилетает сначала по уху, а секунду спустя по плечу. Третий замах ловлю ладонью и дергаю кожаную плеть на себя, заставляя «папочку» шататься, будто сухое дерево. Сила, безусловно, на моей стороне. Отец попросту не ожидал, что я посмею вырвать орудие экзекуции. Гасил бы еще, пока рванувшее внутри него дерьмо не иссякнет.

Ошарашенно таращит на меня глаза.

Я и сам в ахуе от того, что он снова посмел протянуть ко мне руки. Давно такого не было. Как только выше него вытянулся, сам завязал с физическим наказанием. Психологически, конечно, щемил регулярно. Ремнем этим, случалось, размахивал. Даже что-то бомбил. Но с этой херней не рисковал. Теперь же… Внутри меня взмывает желание хлестануть его этим ремнем в ответ. Да так, чтобы на задницу завалился.

Глаза будто кровью заливает. И не слезы это вовсе. Я на них не способен. Да и не жгут они так. Буквально зверею. По лицу, вероятно, видно. Потому что отец молчит и, выкатывая зенки, краски меняет.

Швыряю ремень ему под ноги. Он тут же наклоняется и поднимает его. Вряд ли решился бы повторить свой подвиг, но со стороны, очевидно, кажется иначе.

— Прекратите! — разрывает сгустившийся воздух истеричный голос личинки. — Не надо, пожалуйста…

Слышу ее, и в груди такая буря поднимается. Удушить готов.

Мало того, что из-за нее все… Никто никогда не становился свидетелем того, как отец тягает ко мне свои грабли. Обычно это происходило либо в его кабинете, либо в моей комнате. А я никогда никому не рассказывал. Даже близкому другу в подобном бы ни за что не признался. И тут… Надо же, чтобы именно она, эта ненавистная идиотка, все увидела! Хуже невозможно представить!

Смотреть на нее не желаю. Иначе точно не сдержусь и прихлопну, на хрен, на месте.

Подобрав свалившуюся во время всей этой возни сумку, взбегаю по лестнице, словно за мной сам черт гонится. Да так и есть! Как тень он, потому что во мне сейчас сидит.

Не выхожу из комнаты, даже когда подходит время ужина. Не потому, что чего-то боюсь или стыжусь! До самой ночи тушу в себе желание прикончить эту долбаную инфузорию.

Знаю, если увижу ее, взорвусь.

В попытках хоть немного загасить все еще бурлящую в груди ярость, ближе к вечеру выдергиваю из кипы хлама на краю стола эскизник и берусь за карандаш.

С ней я еще разберусь…

Пока голова гудит от сбившихся в ебучий рой мыслей, рука непрерывно работает, с шорохом расчерчивая белый лист.

Конченая доносчица. Каким бы ни было мое к ней отношение, не предполагал, что она упадет еще ниже.

Я научу ее держать язык за зубами.

Бестолковая ракушка. Она пожалеет, что приехала в этот город.

Мерзкая зарвавшаяся личинка. Даже ненависти недостойна. Удавить и забыть.

Когда листок оказывается почти полностью заполненным, и на нем практически не остается белых участков, с некоторым удивлением понимаю, что получившийся рисунок походит на мангу[5].

Не то чтобы я совсем в этом стиле не работаю. На планшете достаточно часто берусь за что-то подобное. Только не собирался убивать время и силы на эту сводную бестолочь. Еще я всяких пустоголовых шкур не рисовал! А тем более ее.

Сердито смяв листок, забрасываю его в корзину и поднимаюсь из-за стола.

Сегодня на ужин у меня никотин и пиво. Хорошо, что додумался пару лет назад обзавестись собственным портативным мини-холодильником. Когда нет желания видеть рожу отца, отлично помогает скоротать время.

Захватив бухло и сигареты, выбираюсь через окно на крышу. Свободный порыв ветра тотчас окатывает прохладной волной воздуха. По спине дрожь сползает. Только репа и часть плеча горят, поджигая и без того свежие воспоминания.

Как же я ее ненавижу!

Сажусь на привычном месте. Подкуриваю сигарету и, зажав ее зубами, сбиваю с бутылки пробку. Равнодушно прослеживаю за тем, как она со звоном скачет по металлочерепице к краю и слетает с крыши.

Давно не чувствовал себя так тошно.

И ничем ведь вытравить не получается — ни алкоголем, ни никотином. Дышать не получается.

Улавливаю за спиной чьи-то шаги и непонятную возню. Спешно оборачиваясь, опрокидываю бутылку и разливаю пиво. Машинально подхватываю тару и ставлю обратно, хотя взгляд уже уходит в направлении окна.

Гребаная центурионша… Босая, в пижаме и с коробкой пиццы уже ступает на мою крышу.

Сталкиваемся глазами до того, как ветер подхватывает и бросает в ноздри запах кисловатого хмеля.

В груди будто килограммы тротила взрываются, разнося по всему организму гремучую смесь ядреной злобы, убийственной агрессии и какого-то еще более ненавистного, чем сама личинка, чувства.

Смущения? Стыда? Замешательства?

Быть этого не может! А работает ведь… Рвет заскорузлые вены. Расхреначивает кожу, как скорлупу. Это больно, будто агония. Кажется, если не получится сделать вдох, я просто рассыплюсь в прах. А если получится — взлечу на воздух.