Хочу тебя испортить

— Все хочу, — выпаливаю порывисто и замолкаю. — В разумных пределах, конечно, — уточняю поспешно, пока мама не грохнулась у меня на глазах в обморок. — Ну, ты же знаешь, что у меня «светлая голова», — цитирую слова учителей. — Мне можно доверять. Мне можно доверить все! Даже чью-то жизнь, — иронизирую, хоть этот юмор понятен мне одной.

Мама не должна знать, куда и зачем я отправлюсь вечером.

— Хорошо, — сдается она. — Только будь на связи, пожалуйста. И лучше, конечно, без ночевки. Позвонишь, я закажу тебе такси.

— Мам, я взрослая. Если что, сама могу, — вроде спокойно, но с некоторым раздражением напоминаю я.

— Знаю, — со вздохом отзывается та. — Просто переживаю, чтобы тебя не обидели. Тут такие студенты… — долго подбирает слова. — Сама видишь, не все они — нормальные люди, — еще один вздох. — После инцидента у крепости я не могу не волноваться. Чудо, что Ренат не исключил всю пятерку! Ты бы видела его глаза… безумные!

— О, я представляю!

Мама такая наивная. Будто он мог их исключить. Словно что-то подобное происходит в первый раз. Как же!

— Не знаю, как Виктору Степановичу удалось его успокоить, — продолжает мама вспоминать. — Вы же с Кириллом вроде неплохо ладите, да?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ой, мам, — отмахиваюсь как можно беззаботнее. — Ну, я же вам объясняла! Все не так, как кажется. Это просто прикол! Никто никого не вынуждал становиться на колени и петь под дождем. Мы все это разыграли, а Курочкин… Ну, Виктор Степанович, воспринял это слишком серьезно.

— Не знаю, не знаю… Лично мне такие приколы тоже не нравятся! Больше в таком не участвуй, пожалуйста.

— Хорошо, — обещаю, прекрасно осознавая, что в действительности от меня ничего не зависит.

У ненависти нет срока годности. Если план Чарушина и сработает, вряд ли надолго… Кирилл в любом случае продолжит жестить. А я хоть и устала от его нападок, тоже игнорировать и молчать не могу. Но сейчас мне нужна передышка, иначе и правда случится что-то плохое… что-то очень плохое.

Остаток дня до вечера заняться мне нечем. Так волнуюсь, что даже любимая научная документалка не увлекает. Пялюсь на экран и ничего не усваиваю. С книгами еще хуже. Берусь то за одну, то за другую историю, но не могу сосредоточиться. Две минуты, и выпадаю из текста.

Осознаю, что причиной душевного хаоса является Кирилл. Но никак не понимаю, в чем конкретно причина. Он и так мне прилично крови попортил, зачем думать о нем и волноваться, еще и когда его нет рядом? Не могу же я забивать им свою «светлую голову» сутками?!

Не хочу, но могу.

Невыносимая чертовщина. Невыносимая.

Бойко дома так и не появляется. Он в последнее время вечно где-то пропадает. Его отца это, к моему изумлению, совсем не волнует. Ренат Ильдарович психовал лишь из-за соревнований. Стоило мне нагородить чуши про запланированный флешмоб и попросить отменить наказание для ребят, тут же согласился. Вот только условие, которое он выдвинул, Киру вряд ли понравится.

21

Я хочу использовать второй день…

© Кирилл Бойко

Game over. Не успел сохраниться.

Уже несколько часов сижу, обхватив руками руль, и бесцельно пялюсь в лобовое стекло. Внешне, наверное, являю самый отрешенный вид. Только внутри все еще идут отголоски дрожи. Баллов пять, но было ведь и двенадцать. После такого не может быть выживших.

Но я-то переживу.

Как иначе? Никак.

Оглушен. Но жив.

Не понимаю только одного. Как можно кого-то так сильно ненавидеть и одновременно… Что? Как назвать эту проклятую тягу? Какое-то помутнение рассудка? А в груди что?

Ненавижу ее… Ненавижу ее в себе.

Отец снова трубу обрывает. Принимаю вызов, когда чувствую, что могу говорить без примеси странных эмоций.

— Где ты опять пропадаешь? — горланит «папочка».

— Дела возникли.

— Какие дела? Ты издеваешься?

— Нет.

По голосу слишком очевидно, что мне похрен на его ор. Не работает. Адаптация давно пройдена. А сейчас еще и эта чертова сводная сестра все заместила. Рефлексы и инстинкты только на нее срабатывают.

Пройдет.

Как иначе? Никак.

— Когда будешь дома? — вновь врывается в воспаленное сознание голос отца.

— Скоро.

Конечно же, «папочка» не верит этому заявлению. Молчит какое-то время. Но на меня даже эта пауза никакого воздействия не имеет.

— Не испытывай мое терпение, — выдыхает, наконец, не тая угрозы.

Насрать.

— Хорошо. Давай.

Естественно, Фильфиневич опаздывает. В половине восьмого около преподавательских домов прогуливаются только Тоха с Жорой. При условии, что нахальное и неторопливое пересечение местности с бейсбольными битами наперевес можно считать променадом. Извлекаю из багажника свою удлиненную дубину и с чувством полной безнаказанности лениво перебираю ею тротуарную плитку по направлению к притормозившим в ожидании меня парням. Нерводробительный перестук усиливаю беззаботным и вальяжным насвистыванием.

Пусть каждая тварь слышит и понимает, зачем мы сюда явились.

На всех положить.

— Салют, — бросаю и вскидываю взгляд на верхние этажи нужной пятиэтажки.

— Здорова.