Хочу тебя испортить

— Забери ее уже отсюда, — грубо выталкивает Кир.

— Не говори так, будто меня тут нет! — взрывается девушка. — Я здесь! Я есть! Посмотри на меня.

Бойка закусывает губы и резко дергает головой в ее сторону.

— Смотрю! — рявкает он. — Чего тебе еще надо? Я вроде как оставил тебя в покое. Этого вы вдвоем добивались?! Больше не надо осла из меня делать! Теперь даже дома нет нужды с тобой контактировать. Все. Свободна. Не приближусь больше. Уебывайте! Оба, на хуй.

— Хватит сеять матами, Бойко, — выдыхает Варя. Хоть и глаза ее слезятся, и тело заметно дрожит, находит силы сохранить достоинство. — Видишь во всех врагов? Я понимаю, что с таким отцом, не зная ничего, кроме нагоняев, трудно производить какие-то иные эмоции, — бьет словами не для того, чтобы ранить его. Как и всегда, просто держит свои позиции. — Но никто не обязан терпеть твой дерьмовый характер! И позволять тебе вытирать о себя ноги тоже нормальные люди не будут. Если тебе так хорошо… Если больше ты ничего не желаешь… Если я тебе не нужна… — кажется, что вот-вот заплачет. Не знаю, как справляется. Да и Бойка глазами выдает такие эмоции, от которых мне самому хреново становится. Потерять ее не хочет, но, блядь, молчит. — Оставайся один!

Варя разворачивается и уходит. Плечи Кира опадают. Голова опускается. С губ срывается тяжелый выдох. Но он молчит. Я тоже молчу. Закончились аргументы. Качаю головой и, не сказав больше ни слова, иду за Варей.

Волна колючего жара сходит вниз по груди. Кажется, можно выдохнуть.

Выдыхаю.

На полпути к машине краем уха улавливаю, как взвывает мотор одной из тачек. Машинально реагируя, поворачиваю голову. Тревога тотчас разбивает грудь. За рулем срывающейся с места машины находится долбаная блядь Довлатова. И несется она прямиком на Варю.

Ничего предпринять не успеваю.

Крик. Удар. Оглушающая тишина.

[1]Здесь: склонение не фамилии, а прозвища «Бойка».

35

Вернись ко мне…

© Кирилл Бойко

Вернись…

Вернись…

Вернись…

Все, что генерирует мой мозг. Сердце второй час усиленно качает кровь. Боль охватывает не только грудную клетку. Все мое тело предано мучительной агонии. Я не способен воспринимать окружающий мир. Нервное топтание Чары по периметру малогабаритного коридорчика, свистящие перешептывания остальных парней, сдавленные рыдания мачехи, порывистые заверения отца: «Все будет хорошо. Работают лучшие хирурги» — все мимо проходит. Даже спертый больничный воздух ощущается неподвижным.

Дверь операционной расплывается. С каким-то отрешенным изумлением догоняю, что это слезы. Они выжигают мне глаза и делают мокрым задеревеневшее лицо.

Вернись…

Вернись…

Вернись…

Что нужно отдать? Я на все согласен. На все.

Варя так и не пришла в себя. «Скорая» забирала ее без сознания. И никому с ней не позволили поехать. Мы добирались на своих машинах. Нет, сначала я ринулся на Довлатову. Если бы не Чара, свернул бы шею и сбросил в море. И даже когда меня скрутили и прижали к земле, легче не стало.

— Оставь ее ментам, — талдычил Жора. — Надо ехать.

Едва Довлатову утащили, сбил кулаки о чертов бетон. Никогда еще не чувствовал себя настолько бессильным. Теоретически понимал, что смерть рядом ходит, но не думал, что кто-то из близких мне людей может пострадать. Думалось ведь, что у нас вся жизнь впереди. Как жаль, что это мне только казалось.

— За руль сесть сможешь? Или со мной поедешь? — тихо спросил Чарушин несколько минут спустя, когда я уже относительно успокоился.

— Сам.

Не знаю, как удалось собраться. По дороге нашел силы позвонить отцу. Кричал, чтобы поднимал всех, кого только может. Потом и мачехе набрал. Когда она, ударившись в панику похуже моей, затараторила, что нужны не просто хирурги, а как минимум диагностика со стороны кардио-специалистов, пришел в откровенный ужас. Разнесло все внутри. Мышцы, кости, внутренние органы — все нахрен перемололо в фарш.

Когда я, после сбивчивых объяснений Валентины Николаевны, наконец, допер, что задолго до этого кошмарного вечера, тупо все время, с момента знакомства, методично подвергал Варю смертельной опасности… Когда понял, какими могут быть последствия сейчас… Когда осознал, что травмировано может быть не только ее тело, но и самый главный раздатчик, поддерживающий жизнь во всем организме… Стало непомерно хуже. А думал ведь, что хуже уже некуда.

Можно ли ненавидеть сильнее, чем я сейчас ненавижу себя? Орать охота во всю глотку, ибо все эти чувства уже не вмещаются внутри.

— Что еще ты мне сделаешь?

За рулем был не я, а будто бы я… Вина моя.

Если бы я оставил Любомирову в покое… Если бы не пытался ей, себе и другим что-то доказать… Если бы не отрицал очевидного… Если бы…

Едва из операционной показывается какой-то мужик в голубом медицинском костюме, вскакиваю на ноги. Машинально тру рукавом по глазам. Слабо реагируя на всех остальных, преграждаю врачу путь.

— Я хочу лечь под нож. Заберите мое сердце. Все, что надо, подпишу.

— Кирилл… — рвется со стороны потерянный голос отца.