Хочу тебя любить (СИ)

Осознаю, зачем. Попросту скрывает наготу. Но едва мы соприкасаемся голой кожей, двусторонне пробивает током. На мгновение забываю о необходимости держать какой-то баланс. Охреневаю от этого прострела. Выбивает пробки. Закорачивает. В последний момент сцепляю зубы, чтобы не разойтись стонами.

Хорошо, что Варя в этот момент прячет взгляд и не видит моего лица. Натужно перевожу дыхание. Сейчас и это не просто – ее запах повсюду.

Надо сказать, я эту розоватую полоску между ее сисек не особо заметил. Возможно, потому что давным-давно знаю о наличии шрама, не удивился. А рассматривать рвался другое.

– Не дури, – выдаю низко и сипло. – Все там красиво у тебя. Не портит.

– Правда? – вскидывая взгляд, смотрит с какой-то дерущей душу уязвимостью.

Вот на хрена она так? Сама понимает, что делает? Мы же здесь не для того, чтобы рвать раны дальше. Все должно быть легко – просто секс. А она усложняет.

– Отвечаю, – выдыхаю как-то мрачно.

Любомирова кивает – сосредоточенно и деловито. А потом, прикрывая глаза, с колоссальным облегчением вздыхает.

– Спасибо, – шепчет одними губами.

Без важности и благодарности никак? Узнаю Центуриона. И такой болью это узнавание отзывается, в груди, вместо всей гирлянды жизненно важных органов, образуется огромный огненный шар. Такую ее я когда-то и полюб… Нет, ни хрена не получается у нас просто. С Любомировой, как ни настраивайся, нереально фокусироваться тупо на сексе. Под толщею покореженного панциря спрятаны тонны чувств. Они уже бурлят там. Как удержать и не позволить вырваться? Если выпущу, расхреначат все.

«Соберись», – приказываю себе.

«Взялся, тащи!»

Только как, блядь, экстренно свыкнуться с мыслью, что Любомирова здесь, со мной, голая, и готовая заняться сексом? Мать вашу, да я еще даже к тому, что она смотрит на меня, не привык. Утром ведь все еще было паскудно. А сейчас – все и сразу получил. Так бывает?

Пока Варя собирается с духом вновь открыть глаза, застываю и просто пялюсь на нее. Как вдруг она, судорожно дернувшись, нечаянно прочесывает острыми сосками мою напряженную грудачину. Теряя контроль, протяжно и как-то свирепо шиплю. Больно, будто физически. На самом деле, башкой ведь понимаю, что подрывает только нутро.

Со стороны Любомировой разносится задушенный писк. Резко распахивая глаза, перепуганно таращится, будто я один в этой химии виноват. В принципе являет такой вид, словно подобная ерунда происходит с ней впервые. Ладно я… Не объективен. А с ней что?

– Давай, скорее сделаем это, – подгоняет неожиданно решительно.

Я одобряю. И вместе с тем… Перетрахавший с момента полового созревания стольких подруг, стоя перед одной конкретной, той, которая когда-то стала особенной, вдруг начинаю сильно сомневаться в том, что вывезу. Сжимаю губы. Закусываю изнутри. Надрывно тяну носом воздух. Сдавленно сглатываю. Рвано выдыхаю.

– Как тебе больше нравится? – спрашиваю напрямую, принимая ее желание ускорить процесс.

Варя открывает рот и в каком-то необъяснимом ступоре изучает мое лицо.

– По-всякому…

Бомбит этот ответ. Самую чувствительную точку пронизывает и раздирает в рваную рану.

«По-всякому…»

Нагнуть бы ее после такого сразу раком. Может, тогда бы думала, прежде чем ляпать.

Приходится напомнить себе про обнуление. То, что я ревнивый мудак – это только мои проблемы. Любомирова мне ничего не должна. Закрываю душу дополнительным слоем черствости. Заколачиваю.

– Классика, догги, стоя, ты сверху? – перечисляю нейтральным тоном.

Ее глаза расширяются, щеки заливает румянцем. И меня это внезапно порядком так бесит. Строит тут из себя!

– Классика?

– Спрашиваешь? Мне вообще без разницы, – звучу как сволочь.

И остаюсь собой доволен. Отлично. Именно так и надо.

– Тогда давай… М-м-м, классическим способом…

– Ложись и раздвинь ноги.

Отменный инструктаж. Сам хренею.

Надо отметить, Варя не спешит. Не решается. Стоит, моргает и, очевидно, собирается с духом. В какой-то момент замечаю, что у нее дрожат губы, но приказываю себе не реагировать.

– Может, выключим свет? – подкидывает со своей стороны предложение.

– Нет.

Ни хрена. Точка. Даже обсуждать не собираюсь. И пофиг, зачем ей это понадобилось. Мне нужно видеть все.

– Ложись, – повторяю грубее, чем должен.

Любомирова отлепляется и, понурив голову, идет к кровати. Пользуясь тем, что она не видит, словно та самая голодная псина, жадно заглатываю ее визуально. Перебираю и остервенело запоминаю. Зачем? Трудно ответить.

Давно пришел к тому, что глядя на девчонку в одежде, могу достаточно точно представить, как она выглядит без тряпок. Но с Любомировой случается какой-то сбой – она лучше, чем я фантазировал.

Выступающие позвонки, узкая талия, на контрасте с ней – округлая задница и охуенные длинные ноги.