После этого я не в стене опору ищу, а в Бойке. Обвивая руками, он жадно мнет мою грудь. Потом и вовсе… Скользит ладонью прямо туда… Трогает и… Не просто двигается во мне. Впервые думаю о нашей близости так пошло – Бойка меня трахает. И я бы хотела обидеться… Я пытаюсь это сделать! Но во всем остальном – стонах, дрожи, крепких объятиях, беспорядочных поцелуях по моих плечам и шее – он выражает такую потребность и чувственность, что у меня внутри все моментально тает. А после, очень быстро, собирается в уже знакомый тугой узел.
– Да… Ох, блядь, да… – рычит в ухо, ощущая мою пульсацию.
Кусает и столько горячего пара выдает, что меня натурально контузит.
Ладонь Бойки с груди перебирается мне на шею, заставляет повернуть голову в сторону. Там он без промедления ловит мои губы. Едва я чувствую его вкус, меня сотрясает такая безумная дрожь, что даже страшно становится. И вместе с тем катастрофически пофиг, даже если умру. Переполняясь восторгом, с бесстыдными криками Киру в рот взрываюсь и разлетаюсь.
Он приходит вторым. Так я шучу, когда получается прийти в себя.
– Первый, первый… – дразнюсь, пока вытираемся. – В этот раз я первая! Я!
Хорошо, что его тоже замыкает на позитиве. Смеется, забывая тот странный разговор, который и вылился в этот дикий секс. Мне бы очень не хотелось к нему возвращаться.
– Я требую реванш, – заявляет Бойка и, обнимая меня, дурашливо всасывает мой опухший рот.
Толкаю его, потому что щекотно становится.
– Угу, когда-нибудь, – бубню, отсмеявшись. – Очень нескоро!
– Что, бля? Очень скоро!
Я не против. Но ему пока не признаюсь.
Глава 33
Молчи. Не озвучивай.
Любомирова просто разбирает пакет из доставки, а я, как конченый маньяк, неотрывно наблюдаю за этим, казалось бы, обыденным процессом. Сколько бы времени вместе не провели, сколько бы не получил от нее – постоянно мало.
– Пятьдесят штук? Серьезно? – маячит пестрой упаковкой прокладок, которые я заказал вместе с рядом продуктов, пока она сушила волосы.
– Выбирал по названию, которое ты сказала. Откуда я знаю, сколько надо?
– Ладно, – смеется, прижимая чертову пачку к груди. – Тогда имей в виду, что забирать их с собой в общагу я не собираюсь. Останется у тебя. Не хочу тащить.
Судя по лицу, думает, что мне это должно не понравиться. Инстинктивно реагируя, прощупываю внутренние ощущения. Ничего значительного. Подумаешь, пакован прокладок на хате. Как-то не парит, вот ни грамма. Даже когда представляю, что кто-то из пацанов увидит. Вообще похрен. Потому и молчу.
Оставшаяся часть дня проходит у нас достаточно спокойно. Вместе готовим, едим, убираем. Варя почти не ломается, между делом разрешает себя лапать и даже конкретно так зализывать. Пару раз сама целует. Странно у нее это из-за стыдливости получается, но, блядь, как же я раз за разом охреневаю от своих эмоций. Раскручивается в груди какой-то вентиль, по всему телу разбрасывает эти колотящиеся и искрящиеся оскалины. Не просто за ребрами горит. Отдает покалыванием в мышцах ног и рук, даже пальцы от этой огненной дроби немеют.
– Нам нужно учиться… Нужно работать… Нужно видеться с другими людьми… – перечисляет Центурион с отрывистыми паузами, когда уже лежим с ней в кровати.
Утро еще не наступило, а я уже зверски тоскую. Остановить это не могу. Какое-то безнадежное помешательство. Видеться с другими людьми? Я кроме нее никого не замечаю. Как с ними, к примеру, вести диалог, если думаю только о ней? У меня мозги набекрень встали, как только она подошла в клубе. Уже тогда понимал, что не смогу отпустить. Барахтался, конечно. Пытался убедить себя, что что-то там контролирую. На самом деле мы сходу свернули друг другу кровь. И то, что Любомирова теперь пытается быть нормальной, не значит, блядь, что она таковой является.
– Давай договоримся… Будем встречаться по выходным... С пятницы до понедельника вместе… В остальные дни по минимуму… – продолжает монотонно молотить Варя. – Я посчитала… Оставшихся дней моего долга хватит до Нового года… Плюс праздники… Вместе…
Заставляю себя лежать неподвижно, тогда как в груди все приходит в движение. Таращусь в потолок, отмахиваясь от колюще-режущего давления, с которым ее слова проникают в ту раскачанную гребаную четырехкамерную мышцу, которую все так просто именуют сердцем. Не сердце это, а ебаная хренотень! Если бы был способ существовать без него, к черту бы вырезал.
– Что думаешь? – спрашивает Любомирова, так и не дождавшись от меня какой-либо реакции. – Согласен?
– Нет, не согласен, – выдыхаю и резко встаю с кровати.
Варя за мной подрывается. Сталкиваясь взглядами, замираем друг против друга посреди комнаты.
– Почему не согласен?
Закладываю ладони в карманы спортивок, чтобы хоть как-то себя ограничить и не трогать ее, как это обычно бывает.