Хочу тебя любить

– Перестань… Перестань же… Кирилл!!! – кричу или стону – мне самой трудно понять. Восприятие смазывается, но я пытаюсь. – Ты меня изнасилуешь? – не знаю, как приходит в голову, и как я решаюсь такое озвучить.

Кир буквально каменеет. Становится напряженным и очень тяжелым.

– Что? – поднимая голову, впивается взглядом.

Может, метод не самый честный и не совсем правильный… Но, наконец-то, и он испытывает потрясение.

– Ты все делаешь силой! В прошлый раз, думаешь, я хотела? Хотела, чтобы ты меня трогал и целовал? – сейчас уже точно кричу, хотя голос срывается.

Как же мне стыдно за эту откровенную ложь. Наверное, ничего хуже в жизни я еще не делала. Не просто вру ведь. Бросаюсь такими страшными обвинениями. Я просто не знаю, как еще его оттолкнуть. В какой-то миг Кир выдает такие эмоции, от которых мне самой очень больно становится. Кажется, будто я его ударила.

– Не успокоишься, да? – голос дрожит, но я дожимаю. – Для тебя так важно получить свое! Быть первым! Настолько?! Настолько, что готов меня насиловать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Давление исчезает. Кирилл так стремительно поднимается, будто невидимая сила его отталкивает. Мне вроде как легче дышать. А вроде как нет… Сажусь, сжимая в кулак одеяло, и молча смотрю. Кир тяжело дышит и так же не сводит с меня взгляда.

– Я отдам тебе двадцать девять дней. Будь по-твоему, – сдаюсь неожиданно для самой себя. И понимаю, что стоило подумать, а не болтать по горячему. Но остановить себя не могу. – Двадцать девять дней, и ты оставишь меня в покое! Обещай!

– Тридцать один.

На эмоциях он еще агрессивнее. Конечно, ведь я его ранила. А может, даже убила.

– Двадцать девять, и ни днем больше!

– Тридцать, один откровенный разговор и часы.

– Ты наглый придурок!

– Принимай!

– Хорошо! Тридцать и разговор. А эти часы… Засунь их себе в жопу! – сердито бью кулаками по одеялу. – Если считаешь меня калекой, то нечего набиваться!

– Я не считаю тебя калекой! – единственный раз повышает голос. – Ты дура, если не понимаешь, зачем я это делаю!

– А ты дурак!

Он шумно выдыхает, но молчит. С силой сжимает челюсти и яростно раздувает ноздри.

– Вопрос решен, теперь убирайся! – указываю на балконную дверь.

Пустяк, что рука на весу заметно дрожит. Я вся до сих пор трясусь и хочу как можно скорее остаться одной.

– В пятницу за тобой приеду. Будь готова. С девятнадцати до девятнадцати. Ни минутой меньше.

«Почему не завтра? Пятница только послезавтра», – думаю, прежде чем успеваю себя тормознуть.

– Хорошо.

Едва выговариваю это слово, Кирилла будто ветром сдувает. Он так быстро пересекает комнату и исчезает в темноте, у меня лишь вырывается приглушенный вскрик. Соскакивая с кровати, выбегаю следом на балкон. Вглядываюсь в ночь, но ничего увидеть не удается.

Сердце снова срывается. Несется куда-то. Падает. И взлетает, когда на парковке включаются фары и взрывает мотор знакомой машины. Даже если Бойко меня заметил и осознал волнение, он не задерживается. Но я стою, пока красные огоньки не скрываются за поворотом. Только после этого возвращаюсь в спальню и закрываю дверь.

Долго не получается уснуть. Эмоции так и кипят в груди. Самые разные… Столько их, что и распознать все трудно. Я вдруг вспоминаю о том, как во время моего долгого пребывания в больнице кто-то через день присылал мне цветы. Иногда к ним прилагалась шоколадка. Но никогда не было подписи.

Я не пыталась выяснить, кто оплачивает эту доставку. Наверное, потому что и так знала. В подтверждении не нуждалась. Ведь после этого мне бы пришлось все выбросить. А я не хотела.

Вот и сейчас… Все понимаю и снова подставляюсь.

Что же со мной будет после?

Глава 7

Ты меня преследуешь?

© Варвара Любомирова

В академии Кирилла снова нет. Чем же он занимается? Окольными путями узнаю у Чарушина, что и на тренировках по баскетболу Бойко с ноября не появлялся. Представляю, как из-за этого психует отчим. Он же больной! Именно Ренат Ильдарович вбил Киру это нездоровое убеждение – всегда быть во всем первым. Я лично это не единожды слышала. Хотя прожила в их доме каких-то три месяца. А Кира ведь ломали с шести лет... Если он хоть в чем-то показывал недостаточно превосходный результат, отчим наказывал его физически.

Я не хочу жалеть Бойко. Мне должно быть все равно. Но, вопреки всему, снова думаю о нем сутки напролет.

– Так почему мы должны говорить Валентине Николаевне, что провели эту ночь у тебя, а в пятницу ты у нас будешь? – допытывается Лена, пока мы втроем спускаемся вниз по Потемкинской лестнице. Девчонки, как и я, редко выбираются из нашего академгородка, но в отличие от меня отлично ориентируются по Одессе. – Ну, что молчишь?

– Ну, потому что… – замолкаю, так как в этот момент мне приходится резко сместиться, чтобы пропустить бегущего вверх парня. – Господи, сколько здесь народу! – выдыхаю на эмоциях, прижимая к груди ладонь.

– Не отвлекайся, – смеется Катя. – Рассказывай!

– Давайте уже спустимся и где-нибудь нормально поговорим. Там неподалеку есть какое-нибудь кафе?

– В парк пойдем! – выносит решение Лена.