Хочу тебя... наказать! (СИ)

— Зачем так кричать? Твоя невеста уже на меня накричала… — говорю через боль.

— НЕВЕСТА?!

— Именно так, — киваю я. — Невеста. Она была здесь.

Он проснулся.

Вот теперь я понимаю, что Ансар окончательно проснулся.

Из глаз пропало туманное выражение. Его будто отрезвило.

За секунды.

— Была здесь?!

— Вошла сама, — развожу руками. — Вы, кажется, живете вместе или типа того…

— Пиздец! — накрывает рукой лицо.

— Боюсь, теперь свадьбы тебе не видать…

— Так, стоп… Это ты за мной увязалась. Мы были … в отеле… И я… Я собирался уехать к себе, а ты попросила меня о чем-то… — морщится. — Глупость какая-то! Это ты за мной увязалась.

Поразительно! Он меня напоил какой-то дрянью, накачал спиртным и тычет пальцем, мол, ты сама ко мне приехала и вешалась на меня?!

Мой телефон тренькает сообщением:

«Две минуты, золотая. Уже поднимаюсь!»

— Мой папа уже едет сюда. Очень злой…

Ансар бледнеет.

— По правде говоря, папа уже здесь, — говорю я под требовательную трель звонка.

Медленно встаю и отступаю назад.

Ансар буравит меня взглядом.

— Это подстава. Ты хоть представляешь, что я с тобой за это сделаю?! Накажу… Пощады не проси. Не будет.

— Подстава?! — все-таки с глаз срываются слезы. — Ты меня напоил, чтобы трахнуть, потому что иначе я бы тебе не дала.

— Это не так. Это… — запускает пальцы в волосы.

Звонок дребезжит.

— Нахрена ты позвонила отцу?! Мы бы… Могли все решить! — в глазах мелькает досада. — Ксана!

— Нечего здесь решать! — выскальзываю. — Открой ему или он выломает дверь.

Я сказала так для бравады, но…

Через несколько секунд дверь реально начинают долбить…

Кажется, каким-то тараном.

Ансар едва успевает натянуть первые попавшиеся трусы и мятую футболку, когда в комнату врываются люди в форме с дубинками.

Глава 24

Ансар

«А это Ксана, моя дочь. Узнал? Стала совсем взрослой. Я без нее… как без рук. Услада моих глаз, рахат-лукум моего сердца!»

Почему-то именно сейчас эти слова вспыхивают в памяти.

Так же, как вспыхивает боль от удара дубинкой по голове.

Одновременно с этим мирный, в общем-то дружелюбный Бас бросается на обидчика.

Дурачок, а ты-то куда лезешь? В этот момент я больше переживаю не за себя, получающего удары дубинками по голове и телу, но за то, как мощно подсекают по грудине моего пса. Его вой отдает по моим барабанным перепонкам.

Я успеваю заметить, как в глазах Родиона вспыхивает мучительное сожаление.

Словно ему искренне жаль нашей многолетней дружбы.

Но лишь на миг…

Отцовского возмущения и гнева, ярости гораздо больше.

Я запоздало понимаю, что он не лгал, что дочь для него, действительно, рахат-лукум его сердца, а я… Наверное, в какой-то момент я даже это своей циничной шкурой обесценил и подверг сомнениям ценность этих связей.

Догоняю сейчас, позднее, когда все уже летит в тартарары, и Ксана прячется в объятьях отца…

Проснись я на несколько минут раньше, мог бы это предотвратить.

Но теперь я в эпицентре пиздеца и погрома…

И это только начало моих глобальных проблем.

* * *

Ксана

— Ты, главное, не переживай сейчас. Папа все сделает. Иди ко мне… Так… Вот, водички выпей…

Папа обнимает меня, гладит по волосам, целует.

Я плачу от облегчения: потому что было очень тяжело столько лет его обманывать и, в особенности, обманывать в последнее время. Я не привыкла, что между нами есть секреты.

Плачу от облегчения, что грязная тайна больше надо мной не довлеет, но папа, кажется, расценил мои слезы несколько иначе.

— Он тебя обидел?

Взгляд останавливается на моей шее.

Отец отворачивается.

Я смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида.

На шее синяк багровый…

Засос.

Нет…

ЗА-СО-СИ-ЩЕ!

И это не один такой… след…

Еще на ключицах. На груди… Ой, про бедра вообще молчу.

— Я сейчас.

Папа покидает салон машины и нервно ходит вокруг, курит. Рядом с ним осторожно останавливается кто-то.

Отец активно жестикулирует, потом начинает пинать колеса машины, стоящей рядом, хватает за грудки подчиненного и трясет его, орет.

Мне кажется, я даже вижу, как слюна каплями вылетает из его рта, как привстают на затылке короткие седые волосы.

От папы фонит бессильной, запоздалой яростью.

Оттолкнув мужчину, папа садится на корточки и буравит тяжелым взглядом асфальт.

Мне становится страшно. До икоты…

Боже, что я наделала? Что мы… наделали? На пару с Ансаром…

Два озабоченных чудовища!

Выбираюсь из машины, трясясь.

— Пап, пап… Папочка… Ты как? Со мной все хорошо, правда…

Обнимаю отца, он распаренный, от него валит во все стороны жар. Лицо потное, побагровело.

— Иди в машину. Иди… Сядь… Я сейчас все решу… — хрипит, обняв. — Тебе помогут. Я все улажу… Больше никто тебя не обидит, слышишь?

Ужасное утро.

Тяжелое…

Камень на сердце такой огромный, что вот-вот раздавит…

* * *

Как оказалось, слова «я сейчас все решу» мы с папой понимаем по-разному.

— Зачем это? — ежусь я.

— Так надо.

Ладно, я понимаю, сдать анализы крови.

На вещества!

Потому что я не помню очень много. Причем, точно уверена, что не пила до того, как не помню. Да, в целом, пила, память хаотично подсвечивает участки. Но… Не до такой же степени?

Или до такой? У меня чувство, что я вслепую мечусь в лабиринте!

Но проходить медицинское освидетельствование.