Хочу тебя себе

А я продолжаю сопротивляться. Мне снова закидывают руку за шею, и, пока не зафиксировали, я хватаю противника за кисть. После чего второй рукой беру свою кисть, там, где потоньше, давлю вниз и тяну вбок. Пальцы охранника слабее двух моих лапищ. Итог: гильотина разорвана, и остается только вытащить голову. Так это я ещё выпил коньяка, а если бы был трезв? Откуда этому жирному борову знать, что я с шести лет посещал боевую секцию? Гибкий, быстрый, довольно сильный.

В общей суматохе мне удается проскользнуть в такси, и там, вытерев кровь с разбитой губы рукавом пиджака, я начинаю тупо ржать. Вот же дристос стокилограммовый.

Звоню Льву, чтобы похвастаться.

— Ты чего набираешь меня в такое время, ночь на дворе, мы вообще-то спим, — зевает Лев, и я слышу, как он переговаривается со своей любимой женой.

— Попов сделал мне замечание по поводу того, что я засматриваюсь на его цыпочку.

— Да ты что? Как он догадался? Не может быть! Ты же вообще ни разу на неё не смотрел, — ещё один зевок и копошение.

— Видимо, я перегнул, обнимая её за талию и нашёптывая гнусности.

— Если Попов закопает тебя заживо в лесу, я откапывать не стану.

— Ну это мы ещё посмотрим. Есть у меня пара идей. Сегодня в клубе я краем уха услышал, что маленькая стерва по субботам занимается йогой в «Саванне». Завтра у нас как раз тот самый день. Планирую продемонстрировать ей несколько отличных асан, — смеюсь. — Йога для начинающих: двадцать пять поз на каждый день.

Лев вздыхает, усмехнувшись.

— Ты неисправим. Не хочется хоронить друга молодым, — в очередной раз зевает, — но если надо, я никаких денег не пожалею. Лучший венок, гроб из шикарного красного дерева. Может, успокоишься, Алекс, пока не слишком поздно?

— Очень смешно, Лёвушка, просто пожелай мне удачи.

Отключившись и запихнув мобильник в карман, слегка запрокидываю голову. Чуть поворачиваюсь, уткнув взгляд в ночную мглу за окном авто, задумчиво и тихо улыбаюсь, предчувствуя свой стремительный полёт сквозь светоносную бездну. Да, возможно, в попытке узнать правду и отомстить я сдохну. Но так ли это плохо? Если моя сестра будет отмщена?

Глава 10

В «Саванну» я приезжаю к десяти утра, при этом очень надеюсь, что мелкая стерва не шутила, когда в разговоре упомянула этот спортклуб.

Мне здесь не нравится, слишком пафосно. Я считаю, что главное в занятиях спортом — заниматься спортом, а все эти понты и позолоченные люстры — лапша на уши для малолеток.

Поскалившись администраторше, выуживаю всю необходимую информацию, всё-таки в смазливой роже есть свои преимущества. И благодаря ей мне быстро становится известно, в каком зале будет вертеть задом Алёнка. Именно в ту группу я и записываюсь, благо места ещё есть и она смешанная.

Иду к раздевалкам, открываю мужскую и первые тридцать секунд застываю в ступоре. Хелен уже пришла на занятие и начала раздеваться, слава богу, не успела снять лифчик, а в это время из хамама выходят два мужика, укутанные полотенцами ниже пояса. Эта дура не узнала, что раздевалки поменяли местами, и предстала перед ними во всей красе: в одном, мать её, нижнем белье. Я вначале тупо её разглядываю, понимая, что без одежды она просто отвал башки. Вернее, она и в одежде была хороша, но в таком виде просто ожившая фантазия. То, что я вижу, вводит меня в оцепенение.

Свет из окон подчёркивает каждый изгиб её тела, пухлые алые губки вызывают сумасшедшее, уже знакомое томление в груди, руки сами тянутся схватить её, смять, прижаться к бархатистой коже, желая присвоить себе.

Но, утратив возможность соображать и став похотливым жеребцом, я не сразу понимаю, что полуголая Алёнка нравится не только мне. Тот мужик, что повыше и полотенце у которого поменьше, не собирается указывать девушке на её ошибку в выборе раздевалки, он делает наглый рывок к ней и сразу же распускает руки. Уговаривает и лапает. Девочка отбивается, сопротивляясь. Ей неприятно, она против! Все трое меня не видят.

Не знаю, откуда во мне мгновенно берётся столько злости и ненависти, Хелен ведь бесит меня, но я делаю четыре широких шага и, прошипев: «Отвалите от неё», буквально отшвыриваю двух дятлов в сторону. И получаю наслаждение оттого, как они голыми жопами садятся на пол, теряя свои полотенца.

Тащу её через коридор, как есть: в трусиках и лифчике. Сжимаю запястье, делаю больно, обвиняю в глупости и нерасторопности.

— Как можно было запереться в мужскую раздевалку и не заметить этого?

— Что ты здесь делаешь? — удивляется она, быстро перебирая ногами.

— Я теперь всегда буду там, где ты, — издеваюсь я.

Никто не смеет тыкать в меня средним пальцем. Пусть это будет моей местью. Лохматая, практически голая и тоже злая Алёнка едва за мной поспевает. Какого хрена? Она ещё смеет свирепствовать в мою сторону. Блудница на минималках. Сама чуть в свои мелкокалиберные стринги не наложила, когда мужики на неё набросились, а теперь строит из себя валькирию.

— Можешь просто сказать спасибо, — с хищной алчностью оглядываю её аппетитные изгибы и не менее вкусные впадинки.