- И это означает..? - задал он в ответ глупый вопрос, краем сознания отмечая тот факт, что Катя рядом выдохнула с облегчением.
- Это означает, что Катерина Свиридова вынашивает ребенка, отцом которого являетесь вы.
Константинов прикрыл глаза и досчитал до пяти. Желание вскочить и смотаться отсюда ко всем чертям было нестерпимым, а в горле застрял комок размером со вселенную.
- Это все? Мы можем идти? - спросила Катя, на что ей протянули все бумаги.
Она вцепилась в них так, словно тонула, а эти злосчастные анализы в конверте были спасательным кругом.
- Конечно. Всего доброго.
Ник поплелся к выходу на негнущихся ногах. Доброго он как раз не видел. В перспективе уж точно. Зато жизнерадостно болтающая Катя, кажется, решила, что им обоим только что вручили как минимум лотерейный билет с выигрышем в миллиард долларов.
- Послушай… Татьяна Ивановна меня уже принимает. Ты не подумай, если твоя дочь пока не хочет со мной общаться, я не настаиваю. Но потом она же может захотеть подружиться с братиком. Я росла одна… И у меня никого нет… Но я бы не отказалась от брата или сестры. И вообще…
- Стоп! - гаркнул Константинов, останавливаясь.
Катя сделала еще шаг по инерции и обернулась. Посмотрела на него с недоумением и, как ему показалось, с обидой.
Ник снова принялся за математику - теперь уже досчитал до десяти. Нужно успокоиться. Катя не виновата в том, что он заделал ей ребенка. Вернее, не так. Она виновата, но лишь отчасти. Остальной груз ответственности лежит на его плечах. И черт бы все побрал, тогда, когда жил с Есей, ему порой казалось, что он задыхается. Сейчас же понимал - с Катей рядом и без жены и Сашки он не может дышать.
- Стоп, - добавил мягче. - Давай не будем о планах, которые ты себе уже нарисовала. У моей дочери есть мать, как ты успела заметить. И именно она будет решать, стоит нашему с ней ребенку общаться с твоим сыном, или нет.
- С нашим сыном! - начала Катя, но он ее оборвал:
- Все! Я сказал стоп! Мне сейчас просто нужно прийти в себя. Свяжусь с тобой, когда сам решу.
Он забрал у нее бумаги и сцепил челюсти, когда на лице Кати мелькнуло недовольство и желание протестовать. Видимо, мысленно она уже настроила себе воздушных замков, но он вовсе не планировал поддерживать эти фантазии.
- И когда ребенок родится, я потребую еще один тест днк. На основании его приму или не приму отцовство.
Теперь Катино лицо искривилось, будто бы она готовилась расплакаться. Бабские слезы, особенно фальшивые насквозь, были совсем не тем, что Константинов желал лицезреть. Более того, в исполнении Катерины они были особенно отвратительны.
- Никки… за что ты так со мной? - шмыгнула носом Катя, на что Константинов просто развернулся и ушел.
У него не было ответа ни на этот вопрос, ни на тот, над которым Никите предстояло очень крепко пораздумать.
А именно - что делать дальше?
***
Несмотря на то, что целых два дня ничего не происходило, и мне, по-хорошему, можно было вполне успокоиться, я испытывала неясное чувство тревоги. Вроде бы и Егор рядом не появлялся, и мы с Сашкой прекрасно проводили время вместе, но подспудно нет-нет, да волнения возвращались.
И я, анализируя свои мысли, которые наверняка подкидывало еще и подсознание, в один прекрасный момент поняла, что причиной всему Катя. И, в первую очередь, моя уверенность в том, что ребенок, которого она носила - от Константинова. Я и сама не знала, почему это казалось очевидным. Своего рода фактом. Но как только это поняла - осознала: все встало на места. Сын Никиты от другой станет точкой в наших отношениях, как мужчины и женщины.
Нет, я не собиралась возвращаться к Константинову и без наличия у него ребенка от чужой женщины, но знание, что все зашло настолько далеко между ним и той, к которой он помчался, сверкая пятками, придавало всему необратимости.
Все лучшее у Никиты было впереди. И теперь уже действительно этим лучшим не были ни я, ни наша с ним дочь.
За нее, к слову, было обиднее всего. Конечно, существовало множество семей, где братья и сестры по отцу, рожденные разными мамами, общались, дружили, а порой становились ближе, чем полностью кровные, но я уже знала - это не тот случай.
Сашка считала себя папиной принцессой. Той, кого он обожал. И сейчас она просто не представляла, как смириться с мыслью о том, что не является для отца главной. И что в попытке это самое главное обрести, он успел наделать себе еще детей.
- Есения? Вы ведь Есения? - донесся до меня голос, и я инстинктивно вздрогнула.
Как раз направлялась домой, чтобы через полчаса бежать в школу за Сашкой, когда меня окликнули у подъезда. И, памятуя о предыдущих беседах, начатых возле моего дома, я справедливо полагала, что ничего хорошего меня не ждет вновь. Даже мысль трусливая появилась соврать, что парень (а по имени меня назвал юноша лет двадцати), обознался и вообще здесь никаких Есений отродясь не водилось. А еще в памяти всплыла найденная визитка, которую оставил мне Свердлов. В любом случае, вот и повод ему позвонить. И почему от этой мысли на душе стало чуть теплее?