Хочу видеть тебя

Спрашивать, что здесь делает помощник кандидата в мэры, смысла не было. Очередная благородная акция показной заботы. Я уже в полной мере оценила всю помощь и поддержку этих людей, добавки мне было не нужно.

— Саша, тебе здесь делать нечего, — строго объявил Евгений, загораживая меня от парня.

Саша. Он же Александр, Алекс. Я ведь слышала это обращение и в день его рождения от незнакомой девушки, и при разговоре по телефону. И ведь даже не догадалась. Глупая!

— Я разберусь, — рыкнул в ответ Илья-Саша.

— Вероника, я отвезу вас домой, — помощник депутата уже не слушал его, повернувшись ко мне.

— Я сама!

— У меня распоряжение Дмитрия Романовича. Одну я вас отпустить не могу.

— Я благодарна за все, что для меня сделал ваш начальник, но…

— Как я уже сказал, одну я вас отпустить не могу.

Вот черт! Я сжала кулаки, стараясь скрыть свое раздражение, и кивнула. Пусть лучше меня отвезет Евгений. Так есть хоть какие-то гарантии, что лжец Астров перестанет преследовать меня.

— Хорошо.

Едва я согласилась, как услышала шумный выдох сквозь зубы за спиной Евгения. Илья-Саша схватился за голову обеими руками, пальцами зарываясь в волосах. В моей груди вновь запекло от нескончаемой агонии.

Когда я оказалась в просторном салоне черного внедорожника, позволила себе оглянуться. Тот, из-за кого моя душа разрывалась в клочья, некоторое время стоял неподвижно, упираясь кулаками в бока и глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Затем, словно почувствовав мое внимание, он посмотрел на нашу машину. На тонированное стекло, за которым я находилась. Невольно отпрянула, будто он мог меня видеть, и наблюдала, как его высокая фигура направилась к небрежно припаркованной темно-синей спортивной иномарке. Видимо именно на ней мы выезжали за пределы дома бабушки и из больницы.

Задержав дыхание, я смотрела, как он садится за руль, и уезжает. Вот и все. На этом наши пути окончательно разошлись.

Глава 26

Время — это очень коварный инструмент нашей жизни. Когда тебе нужно его поторопить, оно нещадно плетется старой черепахой, которая после пары шагов берет передышку, а если же наоборот замедлить — оно стремительной стрелой проносится мимо, едва успеваешь моргнуть. Сейчас мое время застыло где-то в прострации, не давая мне необходимого исцеления. Сердце продолжало кровоточить и болеть от каждого воспоминания. Ехать в дом бабушки было большой ошибкой. Здесь каждый уголок напоминал мне о том времени, что мы проводили здесь с лже-Ильей. О нашем первом поцелуе, о прогулках к пруду, о разговорах по вечерам во дворе. Я представляла себе наши самодельные лежаки по-другому. В моем воображении это были настоящие мягкие шезлонги на берегу моря, а по факту — простые деревяшки с наскоро прибитой опорой. Астров создавал для меня мнимую иллюзию рая, в которой я была счастлива, в которой я влюбилась в него и погрузилась в первые серьезные отношения.

— Вероничка, внученька, хватит тебе уже убираться, — услышала слабый голос бабушки. — Идем лучше ко мне. Поговорим.

Я стерла с этажерки последний слой пыли и отложила тряпку.

— Иду, бабуль.

Я прошла в избу, где на кровати отдыхала бабушка. Она редко вставала несмотря на долгое лечение в больнице. Пусть я не могла полноценно помогать ей по хозяйству, но я могла ухаживать за ней, готовить еду и параллельно приводить дом в порядок.

Села рядом и мягко ей улыбнулась.

— Тебе что-то нужно?

— Да, Ника, нужно… — вздохнула бабушка. — Расскажи-ка мне поподробнее, что у тебя случилось с тем городским парнем?

— Бабушка! — выдохнула я недовольно. — Ничего не случилось.

— Если бы не случилось, то ты бы не сбегала из дому, когда он приезжал сюда на прошлой неделе.

— Я и не сбегала… просто нужно было проведать бабу Нюру, ты же сама просила.

— И позавчера не сбежала, как только его машину у ворот увидела?

— Не конечно! Нужно было за молоком…

— Ага! Через задний двор за молоком бегала! Ох, хитришь ты, лиса! Хитришь! Но я не буду настаивать, раз не хочешь говорить. Дела сердечные — это всегда непросто. Скажи, как ты себя чувствуешь? Глазки твои красивые не болят?

— Все хорошо, бабуль.

— Вчера мне Верочка звонила, жаловалась, что ты трубку не берешь. Сказала, что беспокоится за твое самочувствие, и спрашивала, сможешь ли ты приехать ей по мелочам помочь в эти выходные.

Я нахмурилась, чувствуя, как злость тугими оковами сжимает грудь. Я даже ответить ничего не смогла, настолько меня воротило от одного упоминания родственницы.

Выражение моего лица выдавало меня с потрохами. Бабушка легко прочитала бурлящие на нем эмоции и покачала головой в негодовании.

— Скажи мне, что ты делать собираешься? К Верочке ведь не вернешься после всего, так?

— Не вернусь. Пусть ей любимый племянник теперь помогает. Или на крайний случай наймут помощницу. Денег у них теперь предостаточно.

— Эх, Вероничка, больно мне за тебя. Мама твоя рано ушла на небеса, но ты все равно выросла настоящей красавицей с чистым и добрым сердцем.

Я невольно зажмурилась, чувствуя тупую боль под ребрами. Нет у меня больше сердца, бабушка. Его безжалостно выдрали два парня, которым все дозволено…