Ничто так не помогает приобщиться к жизни того или другого народа, понять его мысли, настроения, надежды, как искусство. Ленин любил ходить в маленькие театры парижских окраин, где шли нехитрые пьесы из жизни солдат и мастеровых; зрители-рабочие реагировали на всё очень непосредственно: криками негодования они встречали одного из действующих лиц — прижимистого хозяина, и вместе с героями — восставшими солдатами — под гром аплодисментов пели «Интернационал». Об авторе пролетарского гимна — Эжене Потье — Ленин написал для «Правды» специальную статью.
Часто вечерами Ленин слушал в кафе известного французского шансонье — певца Монтегюса, любимца парижских предместий. Его импровизированные песни рассказывали о быте рабочего люда, о грусти и веселье простых людей. Владимир Ильич чувствовал себя среди этих людей как среди близких.
Точно так же и в Лондоне.
А. М. Горький вспоминает, что, когда после заседаний съезда «выдался свободный вечер, пошли небольшой компанией в „мюзик-холл“ — демократический театрик». На его подмостках разыгрывались остроумные сценки, пародии, высмеивавшие различные стороны английской жизни.
Горький точно записал слова Ленина об эксцентрике как особой форме театрального искусства: «Тут есть какое-то сатирическое или скептическое отношение к общепринятому, есть стремление вывернуть его наизнанку, немножко исказить, показать алогизм обычного. Замысловато, а — интересно!»
В годы вынужденной эмиграции Ленина никогда не оставляли мысли и тоска по родной стране и русскому искусству. «Без чего мы прямо тут голодаем, — писала Крупская из Швейцарии матери Владимира Ильича, — это без беллетристики… тут негде достать русской книжки… Иногда с завистью читаем объявление букинистов о 28 томах Успенского, 10 томах Пушкина».
Но вот позади годы сибирской ссылки, тягостной эмиграции.
Ленин — во главе Советского государства. В марте 1918 года правительство переезжает из петроградского Смольного в московский Кремль.
В один из первых дней после приезда в Москву, как вспоминал В. Д. Бонч-Бруевич, Ленин в потоке тысяч дел нашёл время познакомиться с новыми книгами — собиралась, как дом по кирпичику, кремлёвская библиотека. Среди них особое его внимание привлекли, казалось бы, совсем далёкие от бурных дней молодой республики книги — «Причитанья Северного края» и «Смоленский этнографический сборник». Ленин быстро и внимательно их просмотрел. Такая быстрота была непостижимой для окружающих.
Ленин не отрываясь читал русские старинные протяжные песни, звучавшие когда-то в далёких северных деревнях — маленьких островках посреди тёмно-зелёного моря архангельских лесов.
«Плачи завоенные, рекрутские и солдатские» — значилось на обложке.
Казалось бы, как услышать эти плачи из столетней дали, сквозь грохот орудий гражданской войны?
Но Ленин услышал их. Проник в их внутренний смысл.
По песням и плачам, говорил Владимир Ильич, следует изучать чаяния и ожидания народные.
Ленин прочитал тягостные и тоскливые, разрывающие сердце рекрутские песни аракчеевских времён — песни людей на четверть века, навсегда покидавших родные места.
А потом — песни, сложенные на Волге и на Дону. Тот же народ, говорил он, а совсем другие песни, полные удали и отваги: смелые действия, смелый образ мыслей, постоянная готовность на восстание. Что перерождало их? Ленин стремился в народных песнях найти объяснение, как и почему у людей в разное время, в разных условиях складываются определённые взгляды, мысли, настроения.
В эти же первые месяцы пребывания в Москве Ленин пишет коменданту Кремля: «Предлагаю в срочном порядке произвести реставрацию Владимирских ворот (кремлёвская башня, выходящая к Историческому музею)».
В этой короткой записке — та же обострённая забота о художественном творчестве народа, о сохранении его эстетических ценностей.
Этот интерес Ленина и его суждения не были случайными.
За этими фактами стояла продуманная теория. Действительно, первая в мире социалистическая революция совершилась ради полного освобождения трудящегося большинства народа, рабочих и крестьян от всех форм угнетения — политического, экономического, духовного.
То, что народ был в условиях царизма оторван от подлинной культуры, от высокого искусства, являлось формой его угнетения.
Толстой-художник, с горечью писал Ленин, известен ничтожному меньшинству в России. И действительно, четыре пятых населения страны были неграмотными.
Революция открыла миллионам людей путь к культуре и искусству. Но на этом пути возникли и новые препятствия. Некоторые теоретики высокомерно полагали, что неграмотным рабочим и крестьянам, подобно римской черни, нужны лишь хлеб и зрелища. Ленин решительно выступил против этого барского взгляда на народ.