Хочу жить! Дневник советской школьницы

Прощаясь, они пожали друг другу руки, но я глядела в сторону, а потом с общим поклоном сказала: «Всего хорошего». Но поклон-то был общий, а глядела я только на Женю. Вот дура! Ведь это так ясно становится, да я и сама знала, но об этом подумала слишком поздно, даже когда прощалась, подумала об этом, но взглянуть на Жорку так и не успела. У выхода из мастерской я, отдавая Жене книгу, сказала: «Возьми своего „Гамл`eта“». Девочки засмеялись: «Ха! „Гамл`eт“». «Ну да, „Гамл`eт“», – уже нарочно проговорила я и посмотрела, смеясь, на Женю. «Г`aмлет», – поправил он очень мягко, как бы боясь обидеть. Удивительно добрый и чуткий человек!

«До завтра! – крикнула сестра, а потом обернулась и прибавила: – А то приходите сегодня!» Женя молча обернулся. «Приходите все!» – крикнула сестра еще раз, ведь мы уже были на другой стороне улицы. Я опять обернулась и на минуту увидала его чуть улыбающееся лицо. Он промолчал и, конечно, не пришел. Меня теперь смущает и как-то сбивает с толку то, что он заговаривает со мной. Почему ни Жорка, ни Андрей этого ни делают? Я, конечно, знаю, что это ничем особенным с его стороны не вызвано, но как-то невольно становлюсь смелее, боясь, что выдам себя с головой, что, отвечая ему, все дольше смотрю в его лицо. Ужасно будет, если он догадается!

<25 ноября 1934>

В школе противно не было, может быть, потому, что я немного успела отвыкнуть от нее, но все же мысль проучиться там целую зиму пугает меня. Ах, зачем я обратила внимание на Женю? Теперь я не могу не устраивать свою жизнь так, чтоб почаще его видеть. Муся со своими вечными рассказами о ребятах, о своих приключениях и любовных историях начинает мне уже надоедать. Я пока стараюсь скрыть это, ведь это все же лучше, чем ничего, но всем известно, что любовь удивительно чутка, и Мусенька вдруг спросила меня: «Нина, ты холодна ко мне стала?» И я, конечно, постаралась разуверить ее в этом.

Сегодня в школу пришел Димка, но я теперь совершенно равнодушна к нему и поэтому острю на его счет и стараюсь задеть, так как он продолжает злить меня своим упорным игнорированием девочек. К Маргоше я теперь присматриваюсь более трезво, пожалуй, он бывает иногда хорошеньким, и я не прочь была бы завести с ним отношения, подобно Мусиным, но прежнего волнения и боли он уже не вызывает. Сегодня у меня с ним случился небольшой казус. Был урок труда, на котором группа обычно делится на две части. Одна идет в столярную мастерскую, а другая – в слесарную. Наша мастерская на перемене была заперта, а на дворе ребята закидывали нас снежками, они, мерзавцы, были не в себе от начавшейся зимы.

Мы перебрались к соседям, где Муся все время дралась с Маргошей, кидая в лицо ему стружками. Потом он прицелился в нее снежком, я, по странной и твердой своей привычке, бросилась заступаться. Мы стояли с ней рядом и ругались с ним, как вдруг он, размахнувшись, бросил мне в лицо холодный и мокрый снег. Мне не было больно, но так стыдно. Я редко злюсь серьезно и редко завязываю с ребятами серьезные ссоры, но когда разозлюсь, то должна отомстить, забывая всю страшную разницу между мной и врагом, лишь с одной мыслью – уничтожить позор.

Я стремительно бросилась за Маргошей, с ненавистью ударила его в спину и зло процедила: «Сволочь!» Он обернулся и был так страшен в эту минуту, большой, со сжатыми кулаками, злыми глазами и стиснутыми зверски челюстями. Мне стало вдруг жутко, и я что-то проворчала, поставив между нами стул и отойдя. Он тоже успокоился, собравшись уходить, но тут подскочила Муся и маленькой своей ручонкой хватила его по шее. И опять обернулось к нам звериное лицо его, и я, не рассуждая, сделала движение вперед и загородила Мусю. Он смотрел на меня зло и как-то страшно. «Ты что, Маргоша, с ума сошел?» – спросила я. Он что-то невнятно пробормотал, и я вдруг вспомнила, что он может нанести мне один из самых болезненных ударов, назвав «косой». Куда делся мой смелый и надменный тон? Кругом тесным полукругом стояли девчонки, а я сказала что-то миролюбиво, чтоб прекратить эту сцену. Но, в общем, я осталась довольна, что не снесла обиду молча.

<26 ноября 1934>

Утро – это надежды и радостный подъем духа, вечер – тяжелое разочарование и угрюмые мысли. Я все хочу выйти из тупика, все хочу найти выход из этой скучной и одинокой жизни. Я все же молода, и мне хочется жизни, действия и веселья. Сестры и отец считают меня холодной натурой. Но разве это так? Разве я не мечтаю о другом мире? Разве я не преображаюсь в борьбе и действии? Из школы мне уйти необходимо. Но как? В январе начинается набор в учебные заведения, и я уже не думаю о Текстильном институте, мне все равно, только бы не школа. Пусть рабфак или подготовительные курсы…