Ход белой королевы

Ворохтин с сердцем выключил приемник, смущенно поглядев на инженера. Оба невольно расхохотались.

- Вот то-то и оно-то,- сказал Ворохтин.- Небось думаете, что для меня подходящее: в детство, мол, впадает председатель. Но что делать, товарищ Чудинов,- он широко развел руками, чуть не весь кабинет перегородив собою,болею. Каюсь, болею!

- Я подумаю,- сказал Чудинов.- Честно-то говоря, я, когда сюда ехал, твердо считал, что с этого рода деятельностью у меня, как говорится, завязано. Навсегда. Но, признаться, разбередили вы меня. Это, вероятно, журнал вам Маша Богданова притащила? Ну, так и знал! Не вы-лезь я тогда в эту пургу проклятую...

Ворохтин, поглаживал мосластый бритый подбородок.

- Слышали, слышали кое-что.

- Что слышали? - насторожился Чудинов.

- Ничего! - спохватился Ворохтин, вспомнив, очевидно, наставления приходивших к нему вместе с Машей Богдановой физкультурников.- Ровным счетом ничего. То есть слышал только, как вы ночью тогда махнули, не задумываясь... Ну, а насчет всего иного мы тоже лишних слов зря не говорим, шуму не любим. Да и то, как говорится, не пойман - не вор, не награжден - так не герой. Так, что ли? Эхе-хе-хе!

ГЛАВА 10

Очнись, Белоснежка!

В тот же день стало известно, что инженер пришел в клуб "Маяка" и долго молча, придирчиво выбирал себе лыжи. При этом он успел сделать несколько огорчительных замечаний работникам клуба, упрекнул их, что они неправильно хранят лыжи, и даже сам показал, как следует укреплять их в стойке, и вообще произвел неприятное впечатление: придира, зазнавака, все ему не то и не так. Выбрав более или менее подходящие лыжи и в душе ругнув себя за то, что оставил в Москве свои испытанные, Чудинов после работы сделал первую разминку.

Когда он вышел на снежную равнину, постепенно переходившую в холмы, на вершинах которых стеной стоял сосновый бор, мышцы его разгорелись, приобрели прежнюю эластичность и словно налились знакомой уверенной силой.

И Чудинов пошел!.. Он постепенно увеличивал ход, почти не учащая шага, лишь удлиняя его в скольжении, разгоняя скорость. Приятно было ощущать, как с каждым мгновением возрастал послушный накат лыж, скользивших с легким звоном по чуточку примерзшему насту, который хрустко подавался тоненькими, ломкими пластинами. Утром еще Чудинову казалось, что он отяжелел, утратил легкость дыхания, устойчивую, стремительную манеру свою, которая так восхищала когда-то зрителей. Чудинов знал, что полное удовлетворение на разминке наступает тогда, когда скорость, уже накопленная, как бы становится твоим состоянием и словно сама передается всем движением, удлиняя их приобретенным разгоном.

И вот все это возвращалось к нему сейчас. Белое пространство покорно стелилось под выносимые поочередно вперед острые концы лыж. Чудинов чувствовал себя снова вернувшимся в покорный ему удел морозного ветра и властного движения к далекой, но несомненной цели.

Взлетев с разгона на крутой холм, он остановился и, опираясь на палки, посмотрел вдаль. Там появилась группа маленьких лыжников в башлычках. Их возглавляла мягко шедшая вдогон рослая лыжница. Чудинов знал, что они сегодня будут тут. Он для этого и пришел сюда, чтобы посмотреть еще раз на Скуратову и, может быть, наконец поговорить, если придется. Он видел, как девушка взмахнула рукой, слегка приседая, и ребята, выстроившись шеренгой, старательно отталкиваясь палками, заскользили по склону горы. Чувствовалось даже издали, что все они держатся на ногах легко и уверенно. Настоящие природные маленькие хозяева белых гор... Гномики-снеговички!

А когда ребята съехали, Скуратова слегка пригнулась, сделала легкий пологий рывок и, мигом скатив с холма, описала безукоризненный полукруг, обхватив им всю группу своих питомцев. Опытный глаз Чудинова тут же отметил несколько ошибок в технике шага, излишний развал движений на ровном месте. Но нельзя было не восхититься той смелой свободой скользящего шага, с которой Наташа промчалась по довольно крутому спуску. Чудинов расправил плечи. На короткое время пригнувшись, по привычке провел рукой по левому колену, как бы прислушиваясь к нему, потом, оттолкнувшись обеими палками, сделал первый шаг, и через минуту он уже несся по крутогору туда, вниз, где чернели на белом фоне фигурки гномиков и Белоснежки на лыжах.

Неожиданно перед лыжником оказалось что-то вроде естественного трамплина снежный нанос, круто обрывавшийся. Сворачивать было поздно. Чудинов слегка присел, прыгнул, сохраняя равновесие, врезался лыжами в покатый сугроб, пересек его на большой скорости, оставляя глубоко взрытую колею, но за сугробом оказался почти заметенный снегом небольшой пенек. Правая лыжа концом своим пришлась прямо в него, и Чудинов полетел кубарем под откос, зарываясь головой в сугроб. На счастье, снег был еще не слежавшимся, рыхлым.