Тут Чудинов ударил меня по голове подушкой со своей кровати и стал легонько ею душить. В общем, я чувствовал, что гроза миновала.
Я действительно очень устал с дороги и быстро заснул.
Проснулся оттого, что Чудинов опять слегка зацепил стул, стоявший между нашими кроватями. Я видел, как Степан подошёл к стулу, осторожно, стараясь не зашуметь, снял со спинки клетчатую спортивную куртку с круглыми пуговицами, имеющими форму футбольного мяча с выпуклыми дольками.
Он взял куртку, осмотрел её и стал накручивать на палец оборванную нитку, которая свисала там, где, как я заметил, недоставало сейчас одной пуговицы. Я слышал, как он ворчал про себя:
— Эх, незадача! Сколько лет держалась — и на тебе! Не найдёшь теперь тут такую. — Он сел на корточки, заглянул под обе кровати. — Да нет, конечно, не здесь обронил. Видно, посеял там. Ах ты, досада!
Он скосил глаза в мою сторону. Но я тотчас же зажмурился, делая вид, что крепко сплю.
ГЛАВА VIII
Метка на шарфе
В то утро редакцию газеты «Зимогорский рабочий» одолевали телефонные звонки. Когда я, следуя традициям приезжих корреспондентов, зашёл сюда, чтобы нанести обычный визит вежливости редактору, во всех ещё пустовавших комнатах и на всех столах трезвонили телефоны. Аппараты, казалось, подпрыгивали от нетерпения и готовы были сорваться с проводов. Редактор, пожилой человек в тёплой, толстой, словно из войлока, куртке, с десятком авторучек и целым спектром цветных карандашей и линеечек-строкомеров, торчавших из нагрудных карманов, топая огромными валенками, с ожесточением хватался одной рукой за трубку звонившего у него на столе аппарата, а другой вынимал вату из уха.
— Да, слушаю! — Он закивал мне, указывая глазами на стул, приглашая присесть. — Да. Редакция. Хворобей у телефона. — Тут он чихнул раскатисто и надсадно, с каким-то жестоким наслаждением. — Благодарю вас. Что? Кто спас? Ах, в этом вопрос!.. А кого спас? — Он переложил трубку в другую руку, воткнул вату в ухо, которым слушал, высвободил затычку из второго. — Весь город звонит, товарищи дорогие!.. Кто спас, кого спас? — Он опять сокрушительно и со стоном чихнул два раза. — Самому спасу от вас нет! Мешаете работать!.. Марта Мартыновна, — крикнул он, повернувшись к дверям, — переключите, бога ради прошу, на себя аппарат…
Он бросил трубку на рычажок, аппарат сейчас же принялся звонить снова. Редактор снял трубку и положил её на стол. Потом вынул вату из одного уха и запихал её в трубку. Трубка приглушённо курлыкала на столе. Пользуясь этой паузой, я представился.
— Милости просим, очень приятно, — радушно сказал Хворобей, — поглядите. У нас тут строительство развернулось на полный ход. Этот новый инженер из Москвы очень толково жмёт. По бытовому строительству большие перспективы. А тут лезут со всякой ерундовиной: кто спас, кого спас!
В кабинет ворвался Донат Ремизкин:
— Здравствуйте, товарищ Хворобей. Вчера уже поздно было, а у меня такой материал есть, прямо ахнете!
— Ох! — устало передохнул редактор.
— Вот именно, что не ох, а ах, — не унимался Ремизкин. — У меня уже есть строк двести. Называется «Люди спасены» и подзаголовок — «Отвага и скромность». Слышали? Во время вчерашнего бурана человек спас…
— Да кого спас? — спросил редактор.
Но Ремизкин, видимо готовя заранее им задуманный эффект, подлетел к двери и широко распахнул её. В дверях показалась Наташа Скуратова. Она была немного бледнее обычного, и глаза её были пригашены затаённой усталостью. Видно, немало пережила она вчера. Но всё же я опять невольно залюбовался ею.
— Вот её спас! — воскликнул Ремизкин. — И её воспитанника Серёжу Орлова из первой группы.
Наташа в некотором смятении оглядела всех нас:
— Товарищи, погодите, я ведь как раз пришла сказать…
Но редактор энергичным жестом остановил её:
— Тихо. Прошу. — Он показал ей на свободный стул. — Так. Сели. По порядку. Вас спасали?
Наташа кивнула головой.
— Так. Значит, с этим ясно. Теперь: кто спас?
Тут опять вмешался Ремизкин:
— Разрешите? Я уже все обеспечил. Он здесь, чтобы без задержки было, прямо в номер… Адриан Онисимович, войдите, вас просят! — крикнул он в другую дверь, и оттуда появился Дрыжик.
Парикмахер был явно не в своей тарелке. Он вошёл в нерешительности, прижимая к себе треух и как бы растирая им грудь.
— Вот он! — торжественно возгласил Ремизкин. — Товарищ Дрыжик. Я с утра все уточнил, расследовал, а вчера лично был на месте совершения… тьфу, извиняюсь, то есть на месте происшествия. Товарищ сам не помнит от переживаний, что как раз он сам-то и спас. А улики… то есть данные, все налицо.
Хворобей, надев очки, строго смотрел на Дрыжика:
— Товарищ, только короче. Номер стоит, газету задерживаем. Не отрицайте, спасали?
Дрыжик, только было присевший, снова вскочил, растирая грудь шапкой, которую он комкал в руке:
— Видите ли, я… конечно, спасал… то есть у меня было такое определённое намерение, и, значит, когда я увидел… смотрю это…
Наташа не выдержала:
— Товарищ редактор, и вы, Адриан Онисимович… Это всё так, только я хочу одно сказать…