Ход белой королевы

— Нечего видеть, чего нет! — Наташа покраснела. — Я вот пока вижу, что он тебя в газете хвалит и чуть ли мне в пример не ставит. Прощай, Маша! — Она рассерженно и быстро поднялась на крыльцо.

Маша крикнула ей вдогонку:

— Так, значит, я скажу Чудинову, что ты придёшь на занятия? Не прикидывайся глухой, по затылку вижу, что слышала. Вон уши-то как загорелись!

Наташа громко хлопнула дверью.

Между тем Чудинов закончил показ своих «обогатительных секретов» старику Скуратову и Савелию. Вот тренер вылетел из-за крутого склона, сделал головокружительный поворот на месте. За ним спустя некоторое время появились отец и сын Скуратовы. У обоих волосы под шапками взмокли. Никита Евграфович с трудом отдышался.

— Ну и ходкий ты! — восхитился он. — Это я такого не видывал сроду. Нет, Савелий, ты с ним не равняйся. Это тебе не по носу табак, молод ещё, брат. Ах ты, ёлки-малина! Как стоячего обошёл! Как же ты попеременно-то этим манером разгон такой получаешь? Их ты, силён! Запарил ты меня, как на верхней полке. Это, выходит, правда Наташка дура, что перенять не хочет, это я ей вмозгую…

Возвращаясь после разговора с Наташей, Маша Богданова увидела шедшего навстречу Чудинова.

— Здравствуйте, Степан Михайлович! Я вижу, вас всё-таки в эти края тянет. — Она повела глазами в сторону, где находился интернат.

Чудинов раскланялся и ничего не ответил. Вид у него был очень решительный. Шагал он сосредоточенно и быстро. Маша, развернувшись на лыжах, нагнала его и пошла рядом.

— Я вам хочу что сказать, Степан Михайлович… Наташка хочет завтра на тренировку прийти, да стесняется, ждёт, что позовёте.

Чудинов остановился:

— А вы откуда знаете? Она вам сама сказала?

— Ну да, скажет она, ждите! Но я уж её знаю и отлично вижу. Пришла бы, да стесняется, особенно после газеты. А я говорю: «Чего стесняешься? Знаешь, какой Степан Михайлович хороший человек, сразу все поймёт». — Она огляделась и потом, став на цыпочки, сколько позволяли крепления лыж, дотянулась ему до уха. — Сказать вам по секрету? Она из-за вас страдает.

— Ага! Обиделась, что я прав был да ещё в газете пробрал.

Маша взглянула на него раздосадованно — вот, в самом деле, непонятливый какой!

— Да я не в этом смысле. Она из-за вас переживает. Понятно вам это?

— Выдумали все. Она после газеты, наверно, и слышать обо мне не хочет.

— Как вам не стыдно только! Такая девушка страдает, а вы! Да вы знаете, какая у нас Наташа?.. Ведь это только у ней с виду такой характер, а вообще-то она…

— Девушка она чудесная, — охотно согласился Чудинов. — Из такой девушки можно мировую чемпионку сделать. Чудесная девушка… — повторил он задумчиво.

— Ага! Ну, слава богу, рассмотрел всё-таки, —немножко успокоилась Маша. — А то мне просто было обидно за вас обоих. Как журавль с цаплей, ей-богу!

ГЛАВА XIII «Болеро» и «Шестеро»

Чудинов остановился возле интерната и прислушался. Сверху из-за двойных стёкол глухо доносились ребячьи голоса, не очень спевшиеся. Слышались приглушённые двойными рамами аккорды рояля. Чудинов знал: в этот час Наташа ведёт занятия по хоровому пению со своими питомцами. Он легонько позвонил. Дверь открыла ему Таисия Валерьяновна. Она была в пальто и платке — видно, куда-то собралась уходить и столкнулась в подъезде с тренером. Чудинов объяснил, что ему нужна на минутку Наташа.

— Поднимитесь, — разрешила заведующая. — Дорогу знаете?.. Они там, в большой комнате, музицируют.

Чудинов неслышно поднялся по лестнице и никем не замеченный стал в дверях комнаты, где шли занятия. Тоненькими, старательными голосами ребята пели:

Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит.
Кто-то вздохнул за стеной,
Что нам за дело, родной…[12]

Внезапно выделился хрипловатый басок Сергунка. Он явно соврал. Наташа остановилась.

— Сергунок, Сергунок! Уши у тебя есть? — Она постучала одним пальцем по клавишу, давая нужную ноту. — Слышишь? «Что нам за дело, родной…» Вот как надо.

Востроносенькая Катя тотчас же подняла руку:

— Я знаю, тётя Наташа, у него ухи такие: в одно влетает, а в другое вылетает. Это ему Таисия Валерьяновна так сказала.

— А ты не ябедничай, — остановила её Наташа и передразнила: — «Ухи»! «Уши» надо говорить. Ну, давайте ещё раз. — Она повернулась к пианино, проиграла мелодию вступления и запела вместе с ребятишками.

Грудной, просторный голос её повёл сразу за собой хор, как ведёт наполненный парус лодку с гребцами. Но тут сфальшивила Катя.

— Ну, а у тебя где сейчас уши были? — спросила Наташа.

— А у меня всегда голос со слушом… с ухом… с ушами не сходится, — затараторила, оправдываясь, Катюша.

— А вот ты слушай, как тут поётся. — Наташа стала наигрывать мелодию без аккомпанемента.

И тут раздался от дверей голос Чудинова:

— Эх, не совсем это так поётся. Можно мне?

Растерявшаяся от этого внезапного и, как ей казалось, совершенно невозможного появления, Наташа возмущённо вскинула голову.

А Чудинов уже как ни в чём не бывало подходил к ребятам.