— Здравствуйте, — хмуровато, но бодрясь, приветствовал он. — Можно мне, Наташа, показать? Я эту песню хорошо знаю и очень люблю.
— Уже и сюда пришли меня переучивать? — шёпотом спросила Наташа.
Но тренер не принимал разговора в полутонах. Он громогласно отвечал:
— Нет, что вы! Я тут не специалист. Но вот, может быть, у нас с вами в четыре руки получится, — Он подтащил табуретку к пианино, без всяких усилий сдвинул немного в сторону стул с Наташей и подсел к ней вплотную слева. — Начали!
И, невольно подчиняясь его напористой энергии, Наташа заиграла мелодию, а он стал бравурно аккомпанировать ей, ведя свою партию и подмигивая ребятам. Те запели, весело глядя на обоих, следя за размашистыми движениями его головы, которой он как бы дирижировал, приговаривая:
— Хорошо!.. «Мышка за печкою…» Давай, давай дружно. Вот это другой разговор! Вот и спелись. — Он с размаху взял оглушительный аккорд, сопровождаемый странным дребезгом внутри пианино.
— Уй-юй! Здорово как! — восхитился Сергунок. — Даже задрынчало!
Чудинов встал и сконфуженно заглянул под приподнятую крышку пианино, вытер лоб платком.
— Струна. Ничего, я завтра поищу настройщика. А песня, между прочим, хоть и мелодичная, но по смыслу того… «Кто-то вздохнул за стеной, что нам за дело, родной…» Ничего себе воспитание! Лишь бы нам хорошо, мол, было. А там, за стеной, стони, помирай, нам дела нет.
— Что же, по-вашему, я должна с ними «Марш ударников» разучивать обязательно? — тихо спросила Наташа.
Он помолчал в затруднении, вытер платком вспотевшую шею.
— Да нет, это я так. Мне нужно вас на одно слово, Наташа. Выйдем в коридор на минутку.
— Тётя Наташа, — закричала им вслед Катюша, — ты же обещала сказку нам дочесть!
— Дочитать, — машинально, чтобы скрыть все больше охватывавшее её волнение, поправила Наташа.
— Ну, дочитать… про Белоснежку, как она у гномиков в пещере жила.
Катюша, конечно, не могла понять, почему Наташа покраснела так, словно её поймали на чём-то запретном, а у Чудинова торжествующе блеснуло из-под нахмуренных бровей.
— Ну, что вы мне собираетесь сказать? — спросила Наташа, нехотя выйдя с Чудиновым в коридор.
— То, что уже не раз говорил вам: что вы дрянная девчонка с отвратительным характером, но при ваших данных…
— Я всё это уже в газете читала, — спокойно сказала Наташа. — Очень шумите, Степан Михайлович. Мы этого тут не любим, однако.
Она испытующе поглядела на Чудинова. Тот смущённо и трубно высморкался, уткнув нос в платок. И на уголке платка Наташа на мгновение увидела метку: «С. Ч.».
— Откровенно говоря, ничегошеньки я с вами не понимаю, — заговорила она, потеряв вдруг всякую уверенность. — То вы мне одним кажетесь, то совсем другим. Что-то запуталась я с вами.
— Наташа, может быть, хватит нам в эти самые ваши уральские разрывушки играть, а? Руку!
Он протянул ей свою широкую и уверенную руку.
— От вас, видимо, никуда не денешься, — невольно уступая, отвечала Наташа.
— И не будем спорить. Видите, я пришёл первый. Пришёл первый, чтобы вы на лыжне не остались последней! Сам пришёл, деваться вам некуда. Сдаётесь? Ну?
— Сдаюсь.
Теперь они тренировались ежедневно. Чудинов был неутомим. Постепенно его заразительная, весёлая энергия стала передаваться и Наташе. После всевозможных упражнений и отработки отдельных элементов лыжного хода они в конце занятий делали прикидку с секундомером. И Наташа порой была готова возненавидеть эту маленькую, но дьявольски торопливую стрелочку, которая опережала её и достигала клювиком положенной черты прежде, чем Наташины лыжи пересекали условную линию финиша между двумя ёлочками.
— Вы меня совершенно загоняли! — жаловалась она к концу тренировки, покорно опускаясь на пенёк, и, освободив усталые ноги от креплений, втыкала лыжи в снег. — Скажите хоть что-нибудь.
Чудинов, сам уже взмокший и как будто довольный, сразу начинал объяснять:
— Слушайте, Наташа! Когда вы подходите к финишу, вы не скупитесь, выкладывайте все. Я же вам сказал: сделаем сегодня последнюю прикидку. Что же вы скаредничаете? Бережётесь? Оставляете слишком большой запас в себе. Сил-то у вас достаточно, а вот злости мало, хорошей спортивной злости. А без этого не победишь противника. Вы меня извините, но иногда прямо взял бы вас за шиворот и потряс как следует, леший бы меня взял!
— Ну вот, вы опять уже ругаться начали, — устало и виновато возражала Наташа.
Чудинов в таких случаях смущался, но продолжал бушевать:
— Я же сказал «меня». Меня чтоб леший взял!
— Ну, и на этом спасибо.
— Не за что! — Он внезапно распалялся. — Леший бы нас обоих взял в конце концов! На меня злиться — это вы умеете, а вот где надо характер ваш зауральский, норов этот ваш чалдонский в быстроту перевести — тут стоп дело. Ничего из вас не выйдет, пока не разозлитесь хорошенько. — С затаённой хитрецой он поглядывал на Наташу. — Вот, например, когда я тренировал Бабурину…
Наташа вскакивала:
— Опять Бабурина? Хватит с меня этой Бабуриной! Только и слышу… Пожалуйста, командуйте, я готова.
— На сегодня хватит, — подзуживал Чудинов.
— Нет, не хватит. Я хочу тренироваться. Слышите? Командуйте!