Ход черной королевы

Жанна молчала, опустив глаза. Шахид видел, что она чуть ли не пузырится от злости, но ничего ответить не может. Она не в том положении сейчас, чтобы взывать к справедливости, той, которую она называет справедливостью. Шахид запросто может выгнать её, оставить её без дочери, даже несмотря на то, что этот дом принадлежит Жанне по закону. Но у азербайджанской Семьи свои законы, и племянница это знает.

— В общем, ты должна подтолкнуть его к уходу из дома. Пусть он живёт с тобой. Тогда у тебя будет куда больше возможностей получить нужную мне информацию!

Шахид удовлетворённо вздохнул. Он скрывал от всех, что берёт уроки риторики у признанного мастера слова, и делает это довольно давно. С тех самых пор, как умер Малик. Раньше он с трудом облекал слова в предложения и придавал им желаемую форму. Его фразы были короткими и простыми. А теперь он способен говорить сложносочинёнными предложениями, и не вспоминать по нескольку минут слово, которым хотелось бы воспользоваться. Теперь же он быстро и легко оперирует понятиями, которых ещё не так давно вовсе не знал. Это ему здорово помогает в общении со своими людьми, выделяет его из них, заставляет прислушиваться к его красноречию. Теперь он берёт уроки у того же мастера по умению убеждать собеседника. И вот, пожалуйста, результат налицо: Жанна, которая ещё несколько месяцев назад кричала бы и бесновалась, теперь послушно ему внимает.

Шахид в этот момент как-то выпустил из головы, что у племянницы не было другого выбора. И она не обращала внимания, насколько красиво и витиевато он говорит, ведь она должна была выполнять его приказания.

— Итак, придумай что-нибудь, чтобы Резник ушёл из семьи, хотя бы на время. Но на долгое время, чтобы его компьютер был с ним, и чтобы после работы он приходил к тебе, — закончил он. — Тогда ты сможешь быстрее выудить из него всё, что надо.

— Хорошо, — кротко ответила племянница. — Я уже знаю, что делать.

— И что-же? — заинтересовался Шахид.

— Увидишь, — бросила она, выходя из кабинета. На самом деле, она сама предложила Максу взять небольшой отпуск, чтобы провести вместе хотя бы неделю, и решить, что им делать дальше. Жанна хотела навести его на мысль, что редкие встречи с любовницей — это всегда праздник, а вот видеть друг друга с утра до вечера, находиться друг при друге нераздельно, да ещё и ночью спать рядом, это совсем другое. Это быт. Она была уверена, что умный и рассудительный Макс, сообразив это, не станет менять шило на мыло и уходить от жены.

— Толик, я хочу с тобой поговорить, — Любовь Андреевна решительно прошла в кабинет мужа.

Анатолий Максимович неохотно оторвался от компьютера. Он столько раз говорил жене, чтобы она не входила в кабинет, когда он находится в нём, и не отрывала его от работы, что незачем было повторять эту фразу ещё раз. Тем более что это бесполезно: Люба уже находится здесь, и с этим ничего не попишешь.

Резник смотрел на лицо жены, словно видел его впервые. Или и в самом деле у Любы недавно проявились жёсткие складки возле губ, поперечная морщинка на лбу? Может быть, совсем недавно её глаза обрели такое выражение? Она не просила, она приказывала!

— Толик, я хочу, чтобы ты усыновил Антона, — строго произнесла жена.

— Что?

Резнику показалось, что он ослышался. Может быть, она сказала — остановил? Может быть, Антон собирается что-то сделать, к примеру, заняться экстремальным видом спорта, а жена не хочет этого, и просит остановить его?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — повторил он.

— Не прикидывайся, будто не слышал! — отмахнулась Любовь Андреевна, поправляя шёлковую юбку. Она обожала шёлк, большинство вещей в её шкафу были сшиты как раз из дорогого, качественного шёлка. — У мальчика должен быть отец! Так уж случилось, что его биологического отца я не смогу найти, да к тому же прошло столько лет, что они всё равно будут чужими!

— Но ты же не чувствуешь себя чужой Антону, — возразил Резник, — хотя не виделась с ним столько лет!

— Не путай божий дар с яичницей, — повысила голос жена. — Я — мать, и этим всё сказано! Просто, видишь ли, будет куда лучше, если Антоша станет подписываться твоей фамилией!

— Для кого лучше? Для Антона? — усмехнулся Резник. — Знаешь, Любаша, я к своей фамилии долго шёл. Почему бы и Антону не проделать тот же путь?

— Это непорядочно с твоей стороны, — взвилась Любовь Андреевна. — Разве тебе сложно сделать то, о чём я прошу? Мальчик живёт с нами в этом доме, почему он не может носить твою фамилию?

— Пусть носит свою, — разозлился Резник. — Люба, я и так сделал для него всё, что мог. А что ещё ты попросишь у меня? Что тебе понадобится после того, как я усыновлю твоего сына? Чтобы я считал его своим родным сыном? Чтобы он называл меня папой? Ты хочешь семейную идиллию? Увы, не получится! Для начала обрати внимание на Павлика! По всей видимости, ты уже забыла, что Антон — не единственный твой сын! Почему ты не попросишь у меня что-нибудь для нашего с тобой сына? Ты не видишь, как ему плохо?