Ход конем

Ганс зажёг фонарик, освещая плечо больного. Лекарь несколько раз прикоснулся пальцами к плечу возле раны. Каждое прикосновение вызывало стон. Серб цокнул языком и покачал головой. По его виду стало понятно, что положение тяжёлое, но он знает, что надо делать. На глазах серб из испуганного пленного превратился в уверенного хирурга. Он уже принял решение и несколькими жестами показал «нож», «резать». Ганс протянул ему десантный нож. Опробовав лезвие, серб остался довольным импровизированным скальпелем. Потом зажёг воображаемый «костёр» и стал проводить над ним лезвием ножа, поглядывая на десантников, терпеливо ожидая их реакции. Теперь первым очнулся Ганс и поджёг несколько таблеток сухого спирта. Пока готовили химический костёр, врач сорвал с куста ветку, обломал и очистил от коры. Потом жестами попросил, чтобы больному разжали рот. Ганс, бережно надавив на щеки и подбородок, открыл раненому рот, серб вставил между зубов очищенную ветку. Врач уже полностью овладел ситуацией, немец для него был всего лишь больным. Серб потребовал, чтобы кто-нибудь полил ему на руки. Мелкий опередил всех и протянул кусочек походного мыла из своего комплекта. Лекарь с видимым удовольствием долго и тщательно помыл руки, испачканные до локтей. Прокалив над огнём лезвие, жестами показал, что раненого надо подержать. Громила очень нежно, но решительно обнял товарища так, что тот оказался зафиксированным лучше, чем гайка большими слесарными тисками. Врач поднёс лезвие к ране, шипение мяса слилось со стоном. Два-три ловких движения – и пуля появилась на свет. Врач, улыбаясь, показал её Гансу, мелкому и лейтенанту. Троица одобрительно закивала головами. Их самих впечатлила молниеносность хирургического вмешательства. Серб жестами разрешил положить его обратно на подстилку. Трудно было ожидать от такой махины столько плавности и нежности. А лекарь потребовал алкоголя. Мимика и жесты оказались неверными, и ему протянули флягу с водой. Врач, который всё ещё чувствовал себя хозяином положения, разозлился и стал объяснить немцам, что ему нужна совсем не вода. Трое немцев долгое время не могли понять, чего он требует. Наконец медика озарило.

– Шнапс, – внятно произнёс он.

Ганс с обворожительной улыбкой людоеда протянул ему другую фляжку. Врач поднёс её к носу – спиртовые пары так ударили ему в нос, что он очумело закрутил всклокоченной головой.

– Гут, – прошептал он, а затем обработал рану. Стоны своего товарища заглушил Ганс, прикрыв своей огромной лапищей рот раненого.

– Курт, дай ему бинт, – опередил очередную просьбу лейтенант.

Мелкий десантник порылся в своём индивидуальном пакете и протянул бинт. Врач быстро и профессионально перевязал рану. Хотя лоб раненого по-прежнему был в испарине, но дыхание уже успокоилось и стало не таким хриплым. Десантники остались довольны переменами, а серб вытер вспотевший лоб рукавом старого пиджака.

– Ганс, дай ему тушёнки, – распорядился лейтенант, – и пусть проваливает. Не хочу брать грех на душу.

Ганс всунул снова ставшему пленным врачу несколько банок тушёнки и жестами показал, что тот может идти. Серб, всё ещё не веря в своё чудесное и лёгкое освобождение, постоянно оглядываясь, исчез в темноте.

Едва рассвело, немцы быстро свернули свой лагерь и по шли в сторону небольшой деревушки с малопонятным названием Прекажа.

Через несколько часов марша, следуя друг за другом след в след, десантники потянулись по склону холма к следующему кучерявому островку деревьев. Но за несколько метров до опушки раздался выстрел. Курт кулем упал замертво. Из-за деревьев желанной рощицы открыл прицельную стрельбу партизанский арьергард.

Британский офицер, скрываясь за стволом бука, вскинул руку с пистолетом и быстро, но безрезультатно расстрелял обойму. Опустившись на корточки, он тремя привычными движениями заменил её. В этот момент несколько пуль автоматной очереди выдрали волокна из коры дерева. Англичанин инстинктивно прикрыл голову руками, но как только автомат стих, открыл ответный огонь. На этот раз ему повезло больше: один из фашистов упал. Офицер, довольный собой, вскочил и выкрикнул что-то задиристое и боевое. Но в этот момент ему между глаз вошла пуля. Он сполз на землю, обдирая лицо о ствол дерева.

На другом краю обороны, оказавшись в самой гуще нападающих, сражались офицеры советской миссии. У одного из них заклинило ППШ, и он метнул его как городошную биту в кого-то из нападавших. Пока немец пытался увернуться, он резко присел и успел вытащить из кобуры пистолет. Добить десантника двумя выстрелами снизу было уже делом выучки. Развернувшись, он увидел, как рядом с ним замертво рухнул кто-то из советских офицеров. Третьего, зажав шею сгибом локтя, безмолвно и упорно душил здоровенный Ганс. Русский подозрительно быстро обвис на руках десантника. Немец ослабил хватку, но в этот момент «мёртвый» выхватил из-за сапога нож и, развернувшись, несколько раз вогнал клинок по самую рукоятку в район паха. Ганс захрипел и, подминая советского офицера под себя, упал на землю.