Ход конем

«Агент «Зубр». Настоящая фамилия — Липницкий Вольдемар Михайлович. Сын русского белоэмигранта. Отец работал в разведке генерала Гелена. По личному указанию Гелена в целях всесторонней подготовки сын закончил физико-математический факультет Гейдельбергского университета и специальную диверсионную школу. Специализировался в основном по ГДР. За успешное выполнение заданий премировался крупными денежными суммами. Имеет личный счет в банке швейцарского города Базеля.

С 1965 года работает на американскую разведку. Прошел двухгодичную переподготовку в высшей диверсионно-разведывательной школе в городе Грайхенау. Неоднократно забрасывался со специальными заданиями в ГДР (демократический сектор Берлина). Руководил операциями: «Экономика», «Берта», «Бенефис».

Принимал участие в разведывательных операциях в Польше, Венгрии, СССР. Обладает большой физической силой. Хорошо разбирается в радиоделе, музыке, живописи и спорте. В совершенстве владеет русским, немецким, английским, венгерским и польским языками».

В конце шифровки полковник Буров передавал Рябинину привет от генерала Серебрякова и желал успеха в заключительной части операции «Автотурист». Сам же Буров предполагал приехать в Т. вместе с литовскими товарищами дня через два-три.

Рябинин несколько раз перечитал шифровки, запечатлевая в памяти текст, затем сжег их.

13

В 12.15 в комнатушку охранника, проверяющего пропуска входящих в контору людей, зашел лейтенант Захаров. Комнатушка имела два небольших окна. Возле одного из них сидел охранник, а возле второго (оно выходило в коридор и было задернуто шторкой) — расположился лейтенант. Отодвинув немного шторку, он сделал щель. Теперь Захарову хорошо был виден вход в котельную. Он удовлетворенно щелкнул пальцами, вытащил карманную рацию, которую незадолго до этого вручил ему Синицкий, и положил ее себе на колени.

В это же время Рябинин и Синицкий спустились в пристройку котельной. Капитан спрятался справа от двери, за высокой бочкой с гашеной известью.

Синицкий устроился в углу, под дровами. Он тоже вытащил карманную рацию, пистолет.

Затаившись, контрразведчики стали ждать.

В начале второго в котельной раздались чьи-то шаги, послышались голоса.

— ...Мы же тебе, Михалыч, красили недавно стену... Теперь, стало быть, опять? Все тебе мало... — недовольно говорил женский голос.

— Мало, Нюрка, не мало... а красить, поди, надобно... Гляди, как шибко стену поколупали.

— Оно и конечно: понатыкал железных прутьев, расковырял все, а мы теперича сызнова крась... — раздался второй женский голос, помоложе.

— Не ори, Васена... оглохнуть враз можно... Прутья нужны мне, лопаты на них буду класть. Сподручней будет работать, девка... А то еще полку на прутьях спроворю, разумеешь?

— Почему же ты, Емеля-пустомеля, сразу не сделал эту самую чертову полку, а? До того, как стена не была покрашена?

— Прутьев не было, Нюрка, прутьев... Сегодня, чай, покрасите?

— Ишь чего захотел! Раньше тридцатого июля и не жди, у нас работа в гараже стоит...

«Истопник Семен Михалыч... А женщины — очевидно, маляры...» — пронеслось в голове Рябинина.

— Ну, тридцатого так тридцатого... Лишь бы покрасили, — спокойно произнес истопник.

Женщины поворчали еще немного и ушли. В котельной что-то заскрипело, задвигалось, и высокий чистый мужской голос спросил:

— Ну так что, Михалыч, поможете мне маленько?

Рябинину был знаком этот голос.

— Помочь можно... отчего нельзя... Только я вскорости должен уйтить. Надобно сходить за цементом на склад. Комендант сказал, чтобы я был там... Без четверти два...

— Ну, у вас еще много времени. Сейчас только двадцать минут второго. А до склада идти — всего десять минут... Давайте пока, Михалыч, отвинтим головку от магистральной трубы и поставим кронштейн. Возьмите раскидной ключ... Вот тот, да-да... Ну, поехали... Дергать одновременно, на счет... Раз... два... три!

Скрежет металла... удары кувалды... Звон... шум... лязг... Короткая пауза — и снова скрежет.

Так прошло минут пятнадцать.

— Хватит... пойду, милый, на склад... — вставил с придыханием истопник.