Ход конём

Владимир не решался сказать ни «да», ни «нет». Месяц назад на материально-технических складах Кедровского разреза он видел штук двадцать бочек с эпоксидной смолой. И, кажется, она лежит пока без дела...

Глянул на желтоватый циферблат своей «Ракеты».

— До вылета моего самолета — еще три часа. Время есть... Ну-ка, показывай, где тут у вас в Ташкенте Главпочтамт?

Спустя двадцать минут Владимир заказал срочный разговор с разрезом. А спустя еще десять — дали Кедровск... Сидорова в конторе не было, и к телефону подошел Гурашвили. Владимир похвастался: роторную приставку выбил, и она уже отправлена по назначению, скоро будет на месте. А потом — прозондировал почву насчет эпоксидной смолы.

— Им нужно хотя бы килограммов сто... Месяца через три они вернут, понимаете?! Надо помочь им, Тенгиз Вахтангович! Обязательно, понимаете?! — надрывался в трубку Владимир. — А если завхоз заартачится, пусть запишут все на мой подотчет... Поговорите с Сидоровым. Очень вас прошу!

Гурашвили долго не отвечал. Звонкий женский голос все время повторял: «Говорите... Алло, говорите!.. Не будете говорить — выключу линию...» И вот снова мягкий баритон Гурашвили.

— Володя, слушаешь?! Да-да... Я совэтовался тут кое с кем, уточнял. Смола будэт, дорогой. Положись на старика Гурашвили... Приезжай поскорее. Соскучился, понимаешь, по тебе кое-кто здесь. Очень соскучился! Давай, дорогой, спэши!

Он летел в самолете, и светлое настроение не покидало его. Небо было обжигающе синим, а солнце — пронзительно ярким. Все ему нравилось: и вежливая, симпатичная стюардесса, и белоснежные чехлы на креслах, и даже тучный подвыпивший сосед слева, который беспрерывно чихал и просил «пардону».

А потом — уже перед самой посадкой в Тайгинске — снова вспомнился Коля Сочнев. И сразу защемило сердце, Владимир переменился в лице. Как-то здесь без него? Что Аня?

14

Три рекогносцировочные водопонижающие скважины пробурили довольно быстро. Но если первые две работали хорошо и дебит на них не падал, то третья на второй же день после подписания акта о сдаче закапризничала. Вместе с водой из ствола пошел песок, с каждым часом его становилось все больше, и вскоре дебит упал до нуля. Ствол полностью забило породой, погружной электронасос, как показывали поверхностные датчики, сгорел... Это было уже ЧП. На третью скважину приехали Сидоров, Томах, Галицкий, Гурашвили... Ну а Владимир, Саша и Петрунин были здесь уже давно.

«Только этого не хватало! — думал в отчаянии Владимир. — И так все на волоске... Где же выход? Начинать все сначала? Но кто это разрешит... Да и вообще: каким образом вести теперь работу дальше? Как перестроиться, спокойно во всем разобраться? Тоскливо, сумрачно... И главное — нет былой уверенности. Будто снова что-то надломилось в душе...»

Саша был сильно удивлен: все шло как по маслу — и на тебе. Завалило скважину, сгорел насос... Этот прискорбный факт был для Саши полной неожиданностью. Запутанное дело. С ходу и не разберешься.

Митя Петрунин чертыхался, злился на себя за то, что не углядел, допустил аварию. Он понимал: все эти упреки никому сейчас не нужны, они ничего теперь не изменят и будут лишь слабым утешением для него. Вдобавок они еще и не по адресу. Правда, он был в Кедровске, когда шуровали эту злополучную скважину, когда ставили в ней насос и засыпали гравий. Пусть он был и далеко от нее — на Северном участке, но все-таки был. А значит, в какой-то мере виновен в том, что произошло...

Обступив скважину, люди потерянно смотрели на железную трубу.

— Доосушались... — съязвил Томах. — Я давно предупреждал — меня не слушали... Рано нам еще бурить такие скважины! Да и вообще...

— Нэт, нэ рано, — насупившись, перебил главного инженера Гурашвили.

— Но факты, тем не менее, говорят именно это...

— Нэ спэшите с выводами, дорогой Вадым Ильич! Нэ спэшите... — поморщился Гурашвили.

Масла в огонь подлил Галицкий. Став подле извлеченного из скважины сгоревшего электронасоса, заметил как бы между прочим:

— Новейшая модель. Импортный, из Чехословакии. Цена — три тысячи восемьсот сорок два рубля и четырнадцать копеек. А датчики уровней — шведские, за валюту. Все тленно...

— Вот-вот, — тотчас же подхватил Томах. И понес, понес... О государственных деньгах и валюте, о никому не нужных экспериментах. О том, что экономика должна быть экономной.

«А ведь Галицкий — против скважин... Да-да, против...» — грустно усмехнулся Владимир. Теперь эта мысль уже не казалась ему странной. И то, что Федор Лукич говорил о скважинах всегда спокойно, не проявляя ни радости, ни досады, не вводило больше Владимира в заблуждение. Можно ведь по-разному выражать свое отношение к делу, но суть от этого (по тончайшим, не сразу, правда, уловимым оттенкам) не изменится. Есть такой тип людей: хитрые нейтралы. Плохого они не делают, но и хорошего — тоже. И всегда чистенькие. Неврастенией не болеют, врагов у них нет...

Петрунин, прикусив нижнюю губу, молчал. Саша пристально-задумчиво смотрел на буровиков — Кротова и Гречуху. Словно хотел выяснить что-то очень важное для себя.

Сидоров повернулся всем корпусом к Владимиру.