Ход конём

Владимир сидел в заднем ряду, скромно устроившись у окна... Сегодня будут разбирать его личное дело. Интересно, чем же все это закончится? Неужто придется распрощаться с аспирантурой? Если Боков не влепит ему «неуд» по спецпредмету, можно будет, наверное, взять академотпуск. Плохо, что нет всех из ученого совета. Судя по всему, Устиренко и Капотный — из лаборатории шагающих экскаваторов — были за него. Так, во всяком случае, в личной беседе они высказались. Жаль только, что оба уехали в Москву... Да и секретарь партбюро отдела гидрогеологии второй месяц в больнице... На кого же опереться? Кто его поддержит? А может, он и в самом деле... неправ? Кочевряжится, упорствует, как мальчишка. Надо было, наверное, обо всем рассказать всем сотрудникам в отделе. Получается так, что о его работе на Кедровском разрезе осведомлена лишь горстка! Как это неразумно... Но все-таки: прав он, Владимир, или нет? Где истина?.. А почему, собственно, он должен рассказывать другим о своих идеях? Разве процесс мышления — это коллективное хозяйство? Ересь. В их отделе все читают научные журналы. И коль никто до сих пор не поднял всерьез вопроса о водопонижающих скважинах, значит, люди не считают их эффективным средством дренажа. А может быть, и сомневаются. Сомнения — неотъемлемая часть научного поиска... «Биться в одиночку — жизни не перевернуть». В общем-то — правильные слова. Только не всегда это так. Выдающиеся открытия в науке очень часто делались в одиночку. Разве микробиолог Луи Пастер или физик Пуанкаре сообщали кому-то о своих прозрениях до завершения эксперимента? Открытия совершались именно тогда, когда действовали не по правилам, когда нарушали постулаты и общепринятые законы...

Первым выступал директор ВНИГИ Зубарев (он же и председательствовал). Говорил директор короткими, рублеными фразами. Скуластый, выбритый до синевы, в замшевом пиджаке, на котором поблескивала Золотая Звезда Героя Соцтруда, он производил впечатление человека делового, знающего себе цену.

Зубарев зачитал повестку дня собрания и перешел непосредственно к первому вопросу: «Выполнение соцобязательств в свете последних постановлений ЦК КПСС».

— Как видите, товарищи, — закончил с достоинством Зубарев, — по всем показателям, за исключением, правда, экономического эффекта, мы идем со значительным опережением официально принятого на общем собрании института документа... Что же касается экономического эффекта, то тут нам следует поднажать. Но предупреждаю: никаких отклонений в сторону, никаких зигзагов. Действовать нужно строго по плану. Лучше синица в руках, чем журавль в небе...

Зубарев возглавлял ВНИГИ второй год. Некоторые утверждали, что он слишком молод, неопытен для такой должности: сорок девять лет, к тому же — всего лишь кандидат наук, — но другие не разделяли этой точки зрения. Разве дело в годах, степенях и регалиях? Можно быть академиком, а людей не понимать... Ходили слухи, что Зубарев начинал на шахтах Кузбасса. И долгий, почти тридцатилетний путь его в угольной промышленности напоминал чем-то нелегкий марафонский забег: простой забойщик-бригадир, начальник шахты, главный инженер объединенных участков, директор ВНИГИ. Говорили также, что в министерстве его ценят. И что свою кандидатскую, посвященную дренажу и вентиляции горных выработок, он защитил пятнадцать лет назад, работая в комбинате «Кемеровоуголь». А еще раньше получил Золотую Звезду — за то, что руководимая им шахта выполнила пятилетний план за один год...

Перешли ко второму вопросу: «Личное дело аспиранта-заочника Владимира Кравчука». Зубарев предоставил слово Бокову.

Игорь Николаевич степенно взошел по ступенькам на трибуну. Раскрыл кожаную папку.