Бет таращилась на него целую минуту. Она не знала, что Боргов участвует в мексиканском турнире. Номер доски – девятый, – за которой ей предстояло играть первую партию, она получила по почте. Значит, за первой доской будет Боргов. По спине внезапно пробежал холодок; она посмотрела на стакан пива в своей руке, поднесла его ко рту и допила залпом, решив, что это будет последний глоток алкоголя до окончания турнира. Снова взглянув на русского, Бет испугалась, что он тоже мог ее узнать – не надо было при нем пить. Но Боргов смотрел в клетку, как будто ждал, что горилла сейчас сделает ход пешкой. Горилла, однако, была поглощена какими-то собственными мыслями и никого вокруг не замечала. Бет ей позавидовала.
Пива в тот день она больше не покупала и спать легла рано, но ее разбудила миссис Уитли, вернувшаяся в номер глубокой ночью. Раздеваясь в темной комнате, она кашляла минут пять.
– Включи свет, – сказала Бет, – я уже все равно проснулась.
– Извини, – выдавила миссис Уитли, которую все еще бил кашель. – Кажется, я простыла. – Она включила свет в ванной и оставила дверь приоткрытой.
Бет посмотрела на японские часы, стоявшие на тумбочке: было десять минут пятого. Звуки, которые производила миссис Уитли, переодеваясь в пижаму – шелест одежды и задушенный кашель, – бесили до невозможности. Первый тур чемпионата должен был начаться через шесть часов. Бет лежала в постели, напряженная, и задыхалась от бешенства, ожидая, когда миссис Уитли наконец затихнет.
Маренко оказался невысоким мрачным человечком с очень смуглой кожей и в ослепительно яркой, канареечно-желтой рубашке. Он почти не говорил по-английски, а Бет не знала португальского, так что они начали партию без предисловий. В любом случае, Бет была нерасположена к болтовне. У нее щипало глаза, все тело неприятно ныло. Она чувствовала себя скверно со дня прилета в Мехико, как будто вот-вот должна была заболеть, а этой ночью ей так и не удалось заснуть. Миссис Уитли кашляла во сне, что-то бормотала и скрежетала зубами. Бет пыталась расслабиться и не обращать внимания, но не получалось. Зеленых таблеток у нее с собой не было. В запасе имелось еще три, они остались в Кентукки. Бет пролежала до утра на спине, вытянув руки по швам, как когда-то, в свои восемь лет, в приюте «Метуэн» у двери в коридор. Теперь, сидя на жестком деревянном стуле перед длинной вереницей столов с шахматными досками в бальном зале мексиканского отеля, она чувствовала нервозность и легкое головокружение. Маренко сделал первый ход – пешка на четвертое поле короля. Ее часы затикали. Бет, пожав плечами, пошла пешкой на четвертое поле ферзевого слона, решив положиться пока на формальную схему сицилианской защиты, чтобы потихоньку успокоиться и освоиться в игре. Маренко тоже ответил как по учебнику – ходом королевского слона. Бет выдвинула ферзевую пешку на четвертую горизонталь; они разменяли пешки. Бет начала расслабляться, перестала прислушиваться к физическим ощущениям, мозг переключился на переплетение силовых линий, проступивших перед ней на шахматной доске.
К одиннадцати тридцати она лишила соперника двух пешек; в полдень он сдался. До эндшпиля дело так и не дошло – когда Маренко встал со стула и протянул ей руку, на поле было еще много несбитых фигур.
Доски под номерами один, два и три находились в отдельном помещении, куда из бального зала можно было попасть по коридору. Бет мельком заглянула туда утром, пробегая мимо – она опаздывала к началу своей партии в большом зале на пять минут и не остановилась, чтобы все как следует осмотреть. Теперь, после игры с Маренко, она направилась туда по ковровой дорожке между рядами столов, за которыми шахматисты склонились над досками. Они приехали со всего света – из Западной Германии и с Филиппинских островов, из Ирландии, Норвегии и Чили. Большинство игроков были молоды и почти все – мужского пола. Кроме Бет, в турнире участвовали всего две женщины – племянница высокопоставленного мексиканского чиновника за доской номер двадцать два и энергичная домохозяйка из Буэнос-Айреса за доской номер семнадцать. Бет не задержалась ни на секунду, чтобы взглянуть на расстановку сил.
У входа во второе помещение, где играли шахматисты с самым высоким рейтингом, в коридоре толпился народ. Бет протиснулась к двери. В комнате за доской номер один, в том же темном костюме и с тем же угрюмым выражением лица сидел Василий Боргов; его глаза, лишенные всякого выражения, были устремлены на шахматные фигуры. Между ним и Бет почтительно замерла молчаливая толпа зрителей, но игроки сидели на деревянном помосте высотой несколько футов над уровнем пола, и Бет хорошо было видно их обоих. За Борговым на стене висела большая панель с шахматным полем и картонными фигурами; мексиканец из команды организаторов турнира только что переместил на ней белого коня на новую позицию в соответствии с ходом одного из соперников. Бет некоторое время изучала положение на доске. Оба лагеря на первый взгляд сохраняли надежный баланс сил, но у Боргова, как ей показалось, было преимущество.