Ход кротом

Года не прошло, как поднялся сын сибирского раскольника до высот высочайших, а ныне обрушился во тьму безнадежную и готов пить уже черт знает, с кем! Даже с неявным соперником за Татьянину руку…

Матрос между тем отодвинул кувшин с вином еще дальше.

— Напиться вы всегда успеете, Вениамин Павлович. Судя по вашему отчаянию, задачка представляется вам сложной?

Венька только руками развел: ну как объяснить матросу, почему простым увеличением в два, три, десять раз нельзя получить надежную работоспособную конструкцию.

Нет, в самом деле. Уж если придется драться, то сперва полагается объясниться начистоту. Вениамин поправил галстук и пиджак надетого для объяснения костюма, вздохнул и сказал:

— Корабельщик… Уж простите, я только сейчас вспомнил, где видел вас раньше.

— Ничего.

— Начну сначала. Справа от нас Пушкинский сквер, видите?

— Так точно.

— Час назад… — Венька посмотрел на большие часы: девять вечера, — мне в том саду Татьяна сказала…

* * *

— Я просила вас не ходить в Зимний Поход, но вы меня ослушались. Верно?

Вениамин кивнул, не находя слов.

— И вот вы снова здесь, и уверяете, будто бы нечто важное открылось вам в том походе?

— Да. Я…

— Я получила ваше письмо. Признаюсь, я рада, что вы меня не позабыли даже среди выпавших на вашу долю… Хождений по мукам.

И, глядя в радостное лицо кавалера, хмыкнула:

— Но!

— Но? — из Веньки с шумом вышел воздух.

— Но не могу же я нарушить собственное слово. В совете немедля перестанут принимать меня всерьез, а это гибель для Крыма. Все эти… — Татьяна щелкнула веером, и Венька словно бы услышал: «От работ отойти!» Девушка же продолжила:

— Все эти важные господа слушают меня до тех пор, пока видят во мне Великую Княжну, отдавшую себя всю целиком на государственное дело. Как только я уступлю малейшей человеческой слабости, мне конец.

— Неужели для меня нет никакой надежды?

— Мы в политике, а не в сказке. Большевики держат нас за горло, а если выпустят, мы упадем аккурат в гостеприимно разъятую пасть «Лионского Кредита», Моргана, Шиффа, Вальдбурга… Имя им легион! Поневоле приходится дышать… С оглядкой.

— Понимаю.

— Впрочем, если говорить о сказках… — Татьяна указала веером на громадные темные здания казарм, по ту сторону Южной бухты. — Если удариться в маниловщину низшего разбора… Помните, у Гоголя?

— Хорошо бы здесь пруд, а через пруд каменный мост?

— Пруд уже имеется, как видите. А вот если бы и правда мост, взамен этой цыганщины с понтонами, которые приходится разводить по три раза в день, иначе судам не пройти к Инкерману… Мост, под которым крейсер прошел бы, не снимая стеньги!

Татьяна улыбнулась мечтательно:

— Во-первых, мы утрем нос большевикам. Это наша «битва за мир». Мы обязаны показать, что не безрукие дармоеды, но равноправная договаривающаяся сторона. Во-вторых, это эффектная точка, завершение войны, она смоет впечатление от Херсона и Каховки. Вы же инженер-мостовик, и даже, я слышала, опыт у вас неплохой? Сотворите сказку!

Татьяна снова развернула веер:

— И тогда… Тогда я тоже сотворю… Чудо.

Вениамин Павлович склонился на колено, подобрал невесомый шелковый подол и прикоснулся губами. Как инженер-мостовик, он превосходно понимал: создать подобное за одну ночь невозможно. Вряд ли Татьяна уж настолько далека от наук, чтобы сего не понимать.

А значит, цена ему выставлена запретительная, и женщину эту он видит в последний раз.

Не говоря ни слова, Вениамин выпрямился, попрощался учтивым наклонением головы и отправился на берег. Понтонная рота наведет мост за ночь — если случится чудо, и у Веньки найдутся в кармане сто тысяч золотых дублонов капитана Флинта. Но понтонный мост уже имеется. Вот он, прямиком от набережной, мимо домика паломников, к Адмиралтейскому спуску…

Татьяна же, посмотрев мужчине вслед, переломила сложенный веер.

Ну зачем, зачем она вообще открывала рот! Надо было запросто броситься на шею!

* * *

— … И все бы пошло иначе, — Венька вздохнул уже относительно спокойно. — Да меня воспитание подвело. Целовать надо было. Дурак я, что тут скажешь.

Корабельщик промолчал. Махнул мигом подлетевшему официанту:

— Чаю нам, горячего, крепкого. И закусить что-либо, на скорую руку. Герр Штрассер, как там ваши команды?

Герр Штрассер заулыбался:

— Наши еще часа два продержатся. Как ваши — не знаю.

— Предлагаю вам небольшую работу.

— Готовить все три корабля? — Штрассер ничуть не удивился. После зимнего полета в гости к Чешскому Легиону этот самый Легион восстал супротив Колчака, лишив омского правителя сперва денег — а потом и самого Омска со всею необъятною Сибирью. Германия приобрела двадцать тонн золота, а все участники рейда получили повышения в чинах, ордена и премии. А начиналось все тоже с незначительных, на первый взгляд, разговоров якобы ни о чем.

Корабельщик поднял глаза к разрисованному амурами потолку, пошевелил в воздухе пальцами, словно бы листая невидимую книгу.

— У вас грузоподъемность одного корабля из чего складывается? Как получить максимальную, в режиме крана?

Герр Штрассер с немецкой основательностью перечислил: