Ход кротом

Все хорошо, но широкий прямой тоннель часто упирается в дома; вот их-то и приходится сдвигать. Жилой фонд великая ценность в Москве двадцать четвертого года. Снос даже собачьей будки не то что Мосгорсовет — жаба не подпишет.

В донецкой степи Первый Соцгород Шахтинск строили без оглядки, не поджимаясь. Прочертили сетку подземных тоннелей под улицами, в ячейках сетки разметили сборные дома из объемных бетонных блоков полной заводской готовности. Так там за обучением строителей даже не я следил, и уж тем более не добрейшей души Луначарский. Следил Железный Феликс лично. На каждом доме назначенный куратор-академик расписывался, как сапер: проверено, косяков нет. Неудивительно, что все получилось.

У нас пока все получается. С некоторых пор это начало меня сильно беспокоить.

Впрочем, получается все в масштабах опытных образцов и малых серий. К тому же, большая часть усовершенствований, новаций, улучшений жизни происходит «в коммунизме», как успели уже окрестить в народе полосу от Питера через Москву на Киев и далее на Одессу. Там собраны лучшие ученые и лучшие мастера, там головные предприятия.

Но даже «в коммунизме» новая стройка неспешная, кирпичная, мелкоштучная. Здание наподобие Саввинковского подворья — большое, сложное, красивое — возводить не меньше трех-пяти лет. Не успеют по здешнему обычаю под крышу до зимы подвести — сразу тридцать процентов прочности снимай, зальет-разморозит. Вот почему выгоднее за лето передвинуть здание, чем разломать старое, а новое несколько лет строить. Стройка вообще куда сложнее войны.

Ладно, полюбовался, и хватит. Сегодня надо еще на полигон успеть, под самый Димитров. Тут не до форсу, некогда пешим ходом день тратить, надо машину вызывать.

Подобравшись к телефонной будке, отстоял очередь человек в десять. Задумавшись, откозырял проходящему отряду пионеров — те ответили с пугающей серьезностью.

Сейчас тут все с пугающей серьезностью. Мы там, в будущем, напробовались, наобжигались. На искреннюю веру через губу смотрим. А тутошние верят, и не только дети, взрослые тоже. Вот же оно, коммунистическое будущее, прямо вокруг: стройка идет, рабочие кооперативы квартиры получают.

Еще бы нет, когда про строительство Соцгорода сняли первый в СССР — да и в мире — видеоблог. И показывали киножурналом по всем городам и весям. Даже на Камчатку забросили дирижаблем, даже в тот самый Анадырь — знай наших!

Правда, смотрели первую серию шесть коряков и сорок пять арестованных за браконьерство американских китобоев, ну и гарнизон Анадырской погранзаставы с аэропортом, это понятно. На вторую серию собралось триста коряков и столько же чукчей, которые немедленно подрались за места. Третью и последующие девять серий смотрели больше тысячи местных и отбывшие наказание, но не уплывшие браконьеры. Интересно им стало, чертям небритым, понимаешь…

Очередь передвинулась еще на двух человек: явные командировочные с фанерными чемоданчиками, потертые костюмы, заляпанные туфли, мятые от ночевки в поезде кепки. Выговор с мягким «г» — ростовчане, наверное.

Трудами «Дирижаблестроя» и Наркомата путей сообщения страна понемногу объединялась. Правда, очень уж понемногу и не так, чтобы очень уж охотно. В первой части той самой статьи, для продолжения которой я с утра справку составлял, товарищ Сталин сокрушался:

“Я помню годы 1905–1917, когда среди рабочих и вообще трудящихся национальностей Закавказья наблюдалась полная братская солидарность, когда узы братства связывали армянских, грузинских, азербайджанских и русских рабочих в одну социалистическую семью. Теперь, по приезде в Тифлис, я был поражен отсутствием былой солидарности между рабочими национальностей Закавказья. Среди рабочих и крестьян развился национализм, усилилось чувство недоверия к своим инонациональным товарищам: антиармянского, антитатарского, антигрузинского, антирусского и всякого другого национализма теперь хоть отбавляй. Старые узы братского доверия порваны, или, по крайней мере, сильно ослабли.”

Дескать, против царизма единым фронтом выступали молодцы-закавказцы. А нынче уже грузин армянину не товарищ стал, куда это годится! Надо соединять все нации под знаменем коммунизма, а не делиться по национальным квартирам! Иначе одолеют нас буржуи, обступившие молодые республики подобно зимним волкам, окружившим кошару!

… А вот и моя очередь. Эбонитовая коробка телефона, прорезь для монеток, расшатанный диск номеронабирателя. Дождался гудка, ответа дежурного. Вызвал наркоматовскую машину, черную трубку на белый никелированый рычаг повесил. Вышел подальше от раскопа на угол Тверской и Никитского переулка. Тут уже положили новый тротуар, шли потоком обычные пешеходы.

За симпатичной девушкой в куртке-юнгштурмовке, брюках и шнурованных ботинках, щелкали по стыкам плитки поворотные колесики чемодана, забитого до прогиба выдвижной ручки. На выпуклом боку чемодана гордо сияла наклейка «Комсомольский стройотряд».

Мужик с бляхой вокзального носильщика на грязно-белом переднике фыркнул вслед:

— Ишь ты, «радистка» пошла. Вовсе у нас работы не станет с этими колесными сундуками!