Ход куклой

– Vale! – приветствовал он Лялю.

На сей раз она не потеряла бдительности:

– Опять? Ну, нет уж! – покачала она головой.

– Бог любит троицу! – стоял на месте кентавр.

– А я не бог, а кукла.

– Богиня!

– Тем более, люблю единственного, как я. – Паганини не повторяет! – и потихоньку обошла Батю третьей дорогой…

VI Влюбленным голубкам, так и стоявшим на распутье, она вручила компас:

– Не простой он. Не только стороны света показывает, но правильное решение.

Тут из-за облаков выплыли два лебедя, они подлетели, подхватили влюбленных на спину и понесли ввысь. Ляля только успела схватиться за их хвосты и болталась между ними, точно лягушка-путешественница. Молодые тихо смеялись, ветерок овевал их лица, развевал волосы, они обменивалась милыми словечками:

– Ладушка моя!

– Соколик!

– Лебедушка!

– Солнышко!

Расстояние между лебедями расширилось, кукле не хватило длины рук удержаться, и она полетела на землю. Хорошо, нитки не бьются.

VII Она упала с высоты на Колесницу на ходу, и та прогрохотала колесами по мостовой, удаляясь в свой портал. «Эх, не приучена молодежь к лошадям! А много теряет. Сейчас ее и считать в уме отучивают, и писать рукой. Способности мыслить она лишится»,– подумала Ляля и на ходу же соскочила с Колесницы.

VIII В портале Справедливости кукла положила руку на голову Фемиды, и та замерла, будто попала в пушистые лапы гипноза: «Я тебя в клинику Фёдорова отправила бы, – произнесла Ляля. – Восстановить зрение. И бинт не надо было бы вязать на глаза. Ты же не контуженная. Иначе справедливости не быть. Чтобы ведать, надо видеть, – подъяла вверх руку, точно боярыня Морозова на картине Сурикова. – Веждать! – и завершила после паузы. – Вслепую только в русскую рулетку играют».

X Отшельника в темном лесу Ляля нашла по светильнику. Он прижал палец к губам:

– Т-с-с. Путь одолеет идущий. Слушай.

И она услышала зеленоглазую тайну леса. Вышла из карты просветленная, вдохновленная, сильная.

X Мимо катилось Колесо Фортуны. Из-под ног выскочила рыжая лиса, исчезла в траве, между деревьев мелькнула накидка, усеянная звездами. Ляля поняла, что она уже во владениях Фортуны. Но что ей здесь перепадёт? Нежный голос обласкал кукольный слух: «Ты побывала у меня в гостях – и это уже удача!»

XI Лялю выбросило на камни – хорошо, что она нитяная: хоть с небоскрёба падай – ушиба не будет. Хараколо занёс остроконечный камень над царём зверей, сейчас размозжит ему череп.

– Не смей! – бросилась к нему Ляля. – Это ж кот.

– Да, но… – возмутился Хараколо.

Ляля уже трепала льва за ухом, шарила в лабиринте юбки, что-то вынула оттуда и сунула зверю в пасть, тот со вкусом стал жевать, а она гладить ему лапы, чесать брюхо:

– Не в силе бог, а в ласке. Ласка любую силу одолеет.

XII Царя зверей победила ласка, но что же делать с Прометеем?! По(д)вешенным… Крови его натекла круглая лужица. Видя вблизи его муку, напомнившую то, как китайцы выкачивают у медведя живьём жёлчь из печени для своей медицины, Ляля схватилась за голову:

– Как тебе, узник, помочь?! – возвопила.

– Промыть, – простонал Подвешенный.

– Что промыть? Рану? Мозги?

– Про мыть…

И тут у Ляльки закрутилась в голове центрифуга памяти, и она затараторила:

– Я ж крутка, а в Мовлянде мотанка, а на мове мыть – это миг, а он высыть догоры дрыгом, вверх тормашками, а мыть догоры… – это «тым»… так, так, так, тым – time… time – мить⁶… так, так, так, мотанке перемотать, крутке перекрутить… – и заорала не своим голосом. – Да переведите же обратно часы-ы-ы!

Аудаша испугалась, схватилась за заводное колесико мам-маминых часиков и стала поворачивать стрелки в обратную сторону. А с ними поворачивался и Прометей, и красная лужица поднималась вверх. И по мере того, как он поворачивался с головы на ноги, превращался в… великолепную, роскошную, пышногрудую бабу! А лужица повисла над её головой закатным диском.

–Так ты женщина? – ахнула Ляля.

– Мить – она, – ответила молодица, зардевшись, – время – это пора, и пора тоже она. По солнышку, по Ра, по солнечным часам все и вершится.

XIII Из-за скалы выехала верхом Та, у которой осиная талия. Пригласила Лялю рукой в роскошной замшевой перчатке:

– Садись, покатаю.

– Да что я тебе, Орфей? Не поеду.

– Садись.

– И не Эвридика я, – упорствовала кукла.

– Чего ты боишься? – тоном Снежной королевы спросила надушенная до безпамятства Мечта самоубийцы. – Тебя змея не ужалит – ты ж нитяная. И не умрёшь. Нитки смерти не знают.