— Ты имеешь в виду, что у нас только оперативная информация? Легализуем, — заверил меня Синцов. — Я с Кораблевым уже переговорил.
— А что ты там будешь легализовывать? Агента рассекречивать? Так тебе и сдал Кораблев своего человека.
— Нет, и сам человек не согласится, — признал Синцов. — Мы запись легализуем, ты же слушала, есть запись магнитофонная.
— Андрей, я-то слушала запись, но ее можно трактовать как угодно, к тому же там никто не называет имени Антоничева. К тому же засветить запись равносильно тому, что засветить Ленькиного человека.
— Маша, легализовать можно абсолютно все. Ты же знаешь, как это делается.
— Ну как ты в данном случае это сделаешь?
— Как это делается обычно. Если, например, нельзя светить прослушивание телефонного разговора, допрашивается опер, который пересказывает содержание разговора, только заявляет, что разговор был не по телефону, а лично, и в его присутствии.
— Так. Одну минуту. Давайте начнем сначала. — Я занервничала и даже вскочила. — Ты ведь не зря притащил ко мне Горчакова. Я даже знаю, зачем.
— Не сомневался, — хладнокровно ответил Синцов.
— Ну так как?
— А никак. Я против.
— Маша, — встрял Горчаков, — а чего ты, собственно, против? Тебе предлагают готовое раскрытие, а ты кочевряжишься.
— А меня не устраивает раскрытие такими методами, — обернулась я к нему. — Если тебя устраивает, то давай, действуй. Тебя за этим и притащили, как осла на веревочке, показать, что вы и без меня справитесь.
— Я ведь могу и обидеться, — Лешка отвернулся.
— Извини. — Но я завелась уже так серьезно, что у меня показались слезы на глазах. Журналист очень вовремя тронул меня за плечо.
— Ребята, раз уж вы при мне этот разговор затеяли, объясните хоть, что происходит? Кого и за что вы собираетесь задерживать?
— Популярно объясняю, — заговорил Лешка. — У нас есть оперативные данные, что отец одной из потерпевших заказывает убийство, и это явно связано с преступлением в отношении его дочери. Выходит, он знает, кто убил, и хочет сам рассчитаться с убийцей. У нас также есть данные, что убийство должно произойти сегодня или завтра…
— Обкладываем заказчика — Антоничева, — подхватил Синцов, говоря все это журналисту, но обращаясь скорее ко мне, — задерживаем его, колем, узнаем, кого он заказал, и получаем тепленького потрошителя женщин.
— Элегантно, — подвел итог Горчаков и сел за стол. — Маш, налей еще чайку.
— Налей сам.
— Да не злись ты, — примирительно сказал Лешка, наливая чай. — Чем тебе не нравится этот план?
— Он мне не нравится с моральной стороны.
— А что «с моральной стороны»? Мы еще и тяжкое преступление предотвратим — убийство.
— Посадив в камеру отца потерпевшей, мы предотвратим убийство преступника. Который зверски зарезал ни в чем не повинную девочку и еще пять женщин, так же ни в чем перед ним не провинившихся. Знаете, по мне — если мы его найти не можем, пусть хоть Антоничев его грохнет, — ответила я, смотря в сторону, чтобы мужики не заметили, что я с трудом сдерживаю слезы. Вот дурацкая у меня особенность: все мои переживания тут же проливаются слезами, и мне безумно стыдно, что я не умею себя контролировать.
— Маша, но завтра суббота. И я пока не вижу другого пути выйти на маньяка, — глухо сказал Синцов.
— А ты не допускаешь мысли, что Антоничев не расколется? — спросила я его, все еще отворачиваясь. Я еще злилась на него из-за того, что он точно рассчитал — я буду против, и поэтому привел с собой Лешку Горчакова. Всю эту операцию он запросто может провернуть с Горчаковым, тот легко возбудит дело, поскольку формальные основания есть, посадит на трое суток Антоничева, и они будут пытаться его разговорить. Что ж, надо признать, что такой путь раскрытия имеет право на существование. Но во мне все восставало против этого пути.
— Если не расколется, то в камере что-нибудь ляпнет, — уверенно ответил Синцов.
И я даже удивилась:
— Андрей, я была лучшего о тебе мнения. Ты что, не допускаешь, что он и в камере не ляпнет?
— Маш, ну я не первый год замужем. Что ты думаешь, я Антоничева с трапа самолета в камеру повезу? Мы его обложим, посмотрим, с кем он общается, все распечатки его средств связи посмотрим, я уже заказал, за исполнителями походим, на телефон повиснем… Вот, — у Андрея запищал пейджер. Он снял его с пояса, прочитал сообщение и удовлетворенно кивнул: — Вот, он уже поехал в аэропорт.
— Это тебе из Москвы, что ли, передали? — уточнил журналист.
— Ага. Все, теперь он у нас под колпаком. К нему без нашего ведома мышь не проскользнет. Здесь его встретят…
— А если он не будет общаться с исполнителями до исполнения заказа? Тебе такое в голову не приходит? — продолжала я донимать Синцова. Уж больно мне не хотелось действовать предложенным ими способом.
— Тогда сбудется твоя мечта: исполнители убьют маньяка и сообщат заказчику. А у нас все его средства связи под контролем. Ну как?
— Никак. Кончится тем, что Антоничев будет сидеть, а маньяк гулять.