– Я решил распустить Государственную думу. Она превысила свои полномочия. Я больше не намерен терпеть этого. Нужно запретить Коммунистическую партию, перенести выборы. Мне нужно два года. Во второй половине дня получите указ.
– Борис Николаевич, вы – президент и Верховный главнокомандующий и можете принимать такие решения. Мы все обязаны им подчиниться. Я прямо сейчас отдам все необходимые распоряжения на этот счет. Но, если вы не возражаете, я хотел бы продумать и доложить вам сегодня к 17 часам свои соображения более подробно.
Как потом рассказывал Куликов, он интуитивно чувствовал, что для Сосковца и Коржакова решение президента было не таким неожиданным, как для остальных. Сосковец явно проваливал предвыборную кампанию, а война, которую затевал Ельцин, могла списать все эти промахи. «Коржаков, как оказалось потом, чуть ли не выращивал из Сосковца будущего российского президента, действовал с ним заодно. Ради власти этих людей – сегодняшней и будущей – в принципе и была задумана вся эта комбинация»[68]
.Во второй половине дня Ельцин собрал помощников. Они уговаривали президента растянуть комбинацию на несколько этапов и разделить ответственность с Советом федерации. Члены Совета федерации могли принять постановление с жесткой и негативной оценкой решения Думы и констатировать, что в создавшихся условиях проводить президентские выборы невозможно. «Папа сказал, что этот вариант его не устраивает, и попросил к вечеру подготовить все необходимые указы по роспуску Думы, запрету компартии и переносу выборов», – рассказывала[69]
Татьяна у себя на странице в ЖЖ.Куликов в 17 часов приехал уже не один, а вместе с председателем Конституционного суда Владимиром Тумановым и генеральным прокурором Юрием Скуратовым, которых уговорил вместе выступить против решения Ельцина и попытаться его переубедить. Но это было бесполезно. «Президент… был мрачен: лицо землистого цвета, неприветлив… Президенту страшно не понравилось, что мы пришли втроем», – пишет Куликов. Он сразу сказал, что просит президента отменить это решение. Ельцин спросил с недоумением, почему тот ничего не сказал утром? Куликов ответил, что ему необходимо было время, чтобы все проанализировать, и сейчас он обязан высказать свою позицию. «Ельцин меня прервал: "Министр, я вами недоволен! Указ последует. Идите! Готовьтесь и выполняйте!"»
Дочь к тому времени была в курсе происходящего, ей рассказал об этом помощник Ельцина Виктор Илюшин. От него же о последних событиях узнал и Чубайс. Он сразу позвонил Татьяне. Надо сказать, что попасть к Ельцину на прием была задача не из простых, в этот день в кабинете у президента проходили одна встреча за другой, в основном с силовиками. Поэтому Чубайс сразу поехал в Кремль к дочери президента. По дороге Чубайс зашел к помощникам, готовившим указ, накричал на них, а потом влетел в кабинет Татьяны; по ее словам, он «весь полыхал».
Чубайс пожаловался, что не смог дозвониться до Ельцина. Он попросил Татьяну помочь – переговорить с отцом, чтобы он таки согласился принять Чубайса. Татьяна пошла в президентскую зону. «Попросила секретаря, чтобы он спросил президента, можно ли мне переговорить с ним. Секретарь вошел в кабинет, через секунду вышел, сказал, чтобы я заходила. Вошла. До его стола метров пятнадцать от двери. Он через весь кабинет просто пронзил меня тяжелым взглядом. Который мне ничего хорошего не предвещал. Подошла к его столу, он глазами показал, чтобы я села. Я села. Не понимая, с чего начать.
Это был первый и последний раз, когда я просила папу о встрече с кем бы то ни было. Но я считала, что права, если папа выгонит меня, ну, тогда выгонит. Зато сделала все, что могла.
Когда я ему сказала, что только что разговаривала с Чубайсом, он опять сверкнул на меня глазом. Но ничего не сказал. Это уже был хороший знак. Не выгнал. Продолжал слушать. Я сказала, что Анатолий Борисович хочет с ним встретиться. Тут он сразу резко ответил, что с ним встречаться не будет, знает наперед все, что он скажет, а у него собственных критиков в Кремле более чем достаточно. Я не отступала, говорила, что выслушать еще одно мнение, особенно, когда принимаются такие абсолютно судьбоносные решения, он обязан»[70]
.– Я тебе сказал «нет»! – сердился Ельцин.
«Я уж не помню дословно, что я говорила, я никогда и ни перед кем не стояла на коленях, а тут я готова была упасть перед ним на колени и умолять», – рассказывает Татьяна.